Справа, на Васильевском, мелькнуло нечто странное –пронзительное синее зарево. Сначала она решила, что увидела очередной пожар, нотут же спохватилась: не бывает такого пламени, да и сияние это для пожарачересчур неподвижное, замершее …

Ольга повернула в ту сторону, охваченная неодолимымлюбопытством. Миновала Линии, теперь внизу простиралась россыпь уединенныхдомиков, отделенных друг от друга обширными пустырями, тянулись какие-тодлинные низкие здания казарменного вида…

Ну все, она была совсем близко. Синее зарево представлялособой нечто вроде купола, накрывавшего четко вырисовывавшийся под ним домик,самый обыкновенный, в один этаж, окруженный высоким забором. Сверху этовыглядело, как изящная игрушка внутри стеклянного полушария, вроде пресс-папье,которое красовалось на рабочем столе Алексея Сергеевича…

Ольга шарахнулась в сторону – вереница небольших черныхпредметов понеслась, казалось, прямо ей в лицо. Замерла в воздухе. С дюжинуэтих предметов, представлявшихся сначала шарами, распахнули голые перепончатыекрылья наподобие нетопырьих и, сбившись в стаю, кинулись на нее. Звукрассекаемого воздуха, мельтешение кожистых крыльев, ярко-алые точки глаз, визг,писк, стрекотанье, сердитое шипение…

Она, почти не задумываясь, отбила первую атаку. Небольшие,размером с кошку, существа рассыпались в стороны, будто стая воробьев, вкоторую запустили камнем, – но тут же, сердито шипя и подвывая, сновабросились на нее, она увидела у самой щеки когтистую лапку, увернулась впоследний момент…

А потом, побуждаемая не разумом, а смутным инстинктом,развернулась в воздухе и кинулась прочь со всей прытью, на какую оказаласьспособна. Негодующий писк очень быстро отдалился, оставшись далекопозади, – никто и не думал ее преследовать. Вероятнее всего, с ней произошлото же самое, что с человеком, забредшим на чужое подворье, охраняемое целойстаей злющих собак. Ну что же, надо будет учесть и не бросаться очертя головуко всему интересному. Положительно здесь она не одна иная …

А ведь что-то такое подметилось с высоты… Ольга вновь пошлавертикально вверх, не обращая внимания на промозглый холод, и, оказавшисьпримерно на той же высоте, убедилась, что не ошиблась.

Там и сям, в разных местах города, наряду с уличнымифонарями и освещенными окнами, горели и другие огни, которые никак не моглиоказаться делом рук обычных людей: то куполообразное синее сияние, тоярко-желтый высокий пламень наподобие исполинской свечки, то целая россыпьмельтешащих, суетившихся ядовито-желтых, фиолетовых, красных огоньков, то нечтовроде огненной тускло-желтой паутины, протянувшейся едва ли не над целымкварталом, то извилистые линии разного цвета, пролегавшие, надо думать, прямопо мостовым и набережным. Да и на каналах там и здесь тускло, будтоприглушенные слоем воды, светили огни самых причудливых оттенков и формы.

Это и была, она уже догадалась, изнанка Петербурга – другоймир, иной, потаенный, о котором большинство горожан и не подозревали. Другойгород – как и обычный, живший своей оживленной жизнью, начинавшейся с закатом…

На всякий случай, наученная недавним печальным опытом, онастаралась держаться в стороне от всех проявлений иной жизни. Ей пришло вголову, что она наблюдает всего лишь зеркальное подобие дневного города – ночнойПетербург точно так же был полон холодного равнодушия к наивному провинциалу. Иесли в дневном городе у нее все же имелись кое-какие друзья и добрые знакомые,то здесь таковых не было – а навязывать свое общество, судя по стае летучих«цепных псов», тут категорически не принято…

Ей отчего-то стало грустно: ведь думалось поначалу, что все иныедолжны относиться друг к другу с небывалым радушием, как члены одной семьи. Носначала столкнулась с камергером и его дружками, а теперь убедилась, что чужаказдесь не спешат привечать…

Ольга летела над Екатерининским каналом, где роскошныеособняки перемежались с двухэтажными барскими домиками самого патриархальноговида и громадами доходных домов. Задержалась над Банковским мостом полюбоватьсягрифонами с золочеными крыльями – в лунном свете, да еще с воздуха они выгляделиособенно таинственно, казалось, вот-вот оживут…

Вновь пустилась в путь, держась ниже крыш, на уровнетретьего этажа…

Показалось, что ее ударила прямо в лицо некая стекляннаястена. Ольга замерла, не в силах сообразить, что произошло.

И ее на миг вышвырнуло в какие-то непонятные места, неимевшие ничего общего с обычным Петербургом. Прямо под ней упруго громыхнулвзрыв, рванулось клочковатое багровое пламя, и послышались крики, и она ощутилачужую боль, пронизавшую тело от корней волос до кончиков ногтей, и вокруг лежалснег, на котором жутко алела кровь…

И тут же все кончилось, она висела в воздухе, словно лежалана невидимой стеклянной крыше, а внизу, в лунном свете, была обычная набережнаяЕкатерининского канала, ни снега, ни крови. Только перед мысленным взором нанесколько мгновений задержался образ странного храма, причудливого и высокого,чем-то напоминавшего Василия Блаженного – и растаял…

Ну, и что дальше? Прогулка получалась какая-то неприятная,безрадостная. Ровным счетом ничего интересного, к странным местам лучше неприближаться, а созерцание ночного города с небольшой высоты никакогоудовольствия не доставляет… Это еще что?

Она повернула вправо, остановилась, присмотрелась. Нет, ейне почудилось – у окна второго этажа одного из тех самых патриархальныхособнячков без всякой опоры висела темная человеческая фигура, удерживаемая ввоздухе медленными взмахами внушительных крыльев – полупрозрачных, словно бы изчерной кисеи или тюля, придававших человеку вид огромного нетопыря. Но все жеэто был именно человек, а не какое-то загадочное существо.

Ольга наблюдала за таинственным человеком, вися в воздухесовсем близко над ним, саженях в четырех. Даже если бы она не умела видеть втемноте, без труда его рассмотрела бы: за окном, возле которого он парил, вкомнате загорелись несколько свечей. Довольно молодой на вид, бледный, одетничуть не хуже франтов с Невского, галстучная булавка с большим брильянтом,разбрасывавшим острые лучики…

У окна показалась девушка с распущенными волосами, в ночномкапоте. Крылатый человек заговорил, судя по интонациям, настойчиво и ласково –но Ольга, несмотря на разделявшее их малое расстояние, не могла разобрать нислова. Это был не какой-то незнакомый ей иностранный язык, а именно что непонятнаяречь…

Зато слова девушки слышались отчетливо – она робко сталалепетать, что ей страшно, что она совершенно не готова к такому поворотусобытий, что маменька может проснуться… В ответ журчали те же непонятные,ласковые и убедительные слова, вызвавшие у Ольги болезненное покалывание ввисках.

Что-то скверное ей почудилось в происходящем: в полуночномсвидании, предположим, нет ничего необычного, но с каких это пор обычныевоздыхатели располагают такими вот нетопырьими крыльями? Что-то знакомоекрутилось в голове – и вызывало не самые приятные ассоциации…