– Эк нас… удачно. – Эона встала на четвереньки, пытаясь удержаться на разъезжающихся конечностях.

– А как быстро, – поддакнула я, тоже озабоченная проблемой устойчивости.

Мы недоуменно переглянулись, после чего с обессиливающим хохотом уселись обратно в грязь. Представляю, как дико мы смотрелись со стороны: две сумасшедшие бродяжки, грязные, оборванные, сидят прямо посреди раскисшего тракта и покатываются со смеху, утирая выступившие слезы.

Наконец распогодилось и потеплело. Природа сменила гнев на милость, а небосвод – тяжкий свинец на эфирную лазурь. Ориентируясь на еле заметный дымок на горизонте, мы медленно брели по дороге, выглядывая вдоль ее обочины какой-нибудь водоем побольше и почище лужи: грязь засохла и потрескалась, при каждом шаге осыпаясь с одежды, коя просто вопияла о нашем бедственном положении. В таком виде нас не пустят ни в одно поселение, а если и откроют ворота, то только для того, чтобы навалять по немытым шеям и отобрать последние деньги.

Наше терпение было вознаграждено: в просвете придорожных кустов блеснул небольшой пруд. Его воды гордо бороздила пара упитанных, явно не диких уток. Все указывало на то, что до поселения осталось меньше мили. Хорошо бы еще, городок этот назывался как-нибудь обнадеживающе. Вот, например, Моск – не название, песня. По крайней мере, для нашего слуха…

– Вроде у меня что-то пожрать в сумке было. – Птицы лениво отплыли к противоположному берегу, выбрались на сушу и столь же неторопливо поковыляли прочь, провожаемые нашими голодными взорами. – Сейчас гляну.

– Глянь, – сглотнув слюну, охотно согласилась подруга.

Я скинула с плеч сумку и вслепую начала рыться внутри, еще некоторое время не в силах отвести взгляда от тех кустов, за которыми скрылись птицы. Затем вспомнила, где мы находимся, и нервно обернулась на дорогу. Она пустовала, но это еще не означало, что в ближайшее время все так и останется.

Осторожнее надо быть, а не ворон считать. Или уток…

Мой взор притянула вяло хлюпающаяся на мелководье Эона.

– Пока никого нет, ты бы спину оголила, что ли…

– Это еще зачем? – По-моему, после всего вместе пережитого смотреть на меня с такой подозрительностью – просто верх неприличия!

«Как правило, подозрительность обусловливается недостаточностью полученной информации». Как всегда, прав, хотя и зануден.

«От зануды слышу!»

Решив, что пререкания с внутренним голосом в этот и так насыщенный безумствами день – уже сверх отмеренного человеческому рассудку, я кротко разъяснила Эоне высказанную ранее просьбу:

– Карту посмотрю.

Светловолосая мученически вздохнула и, последний раз плеснув в лицо пригоршню воды, поднялась с колен. На ходу терзая шнуровку платья, девушка поплелась ко мне. К тому моменту, когда она до меня все-таки дошла, корсаж был затянут на такое количество узлов, на какое только позволяла длина свободно болтающихся завязок.

Я возвела очи к небу, позавидовала его просветленности и отобрала у Эоны узловатые концы шнура. Сотворенное подругой безобразие распутывалось долго и нудно – усталые пальцы слушались еле-еле.

– Рель, ты там скоро?

– Аааооааыу, – промычала я, уже практически догрызая последний, самый стойкий узел.

– Что?

– Как только, так сразу. – Веревка наконец-то поддалась моим зубам и настойчивости. – Поворачивайся давай. Буду сейчас ориентироваться на местности.

– Что?

– Карту посмотрю. – Вновь кроткая улыбка осветила мое лицо.

То ли состроенной гримасе недоставало кротости, то ли еще чего, но спину для осмотра Эона предоставила мне с большой неохотой. Рисунок на молочно-белой коже выцвел и потерял четкость, однако вполне еще поддавался чтению.

Начало Дрюссельского тракта в Заячьем Перекрестье осталось за пределами карты. Отображенный здесь огрызок от большака, минуя достопамятный Хмел, огибая по широкой дуге поместье Лешеро и россыпь усадеб поменьше, заканчивался в городе, которому был обязан своим названием. Через притаившийся между девичьими лопатками Дрюсс также проходил второй по величине тракт Рианы – Южный. Извилистой диагональю он спускался к родимому пятну в самом низу поясницы, где рукой Кирины была выведена размашистая «У» – то бишь Умузбулар. Крупный город, стоящий на пересечении трех торговых путей: двух наземных и одного водного. Как раз ровно на полпути между Дрюссом и Умузбуларом находился искомый нами Моск. От этого городишки до изгибающейся змеей границы, а значит, и Хокпектов – было уже совсем рукой подать.

Мой взгляд опять с надеждой обратился к дымку, поднимающемуся в небо за реденьким перелеском на горизонте.

«Кстати, о змеях, что там шипит позади кустов?» Мамочки… это же… это Верьян!

Догнал.

Я, разумеется, предполагала, что охотник за головами неминуемо появится, но чтобы так скоро да все еще в перекинутом виде…

Шелестение нарастало – и мне вдруг некстати подумалось, что именно так мог бы звучать шорох стремительно убывающего песка в часах человеческого бытия. Откликаясь на шипяще-свистящий звук, браслет на левом предплечье моментально нагрелся, а с сердцем стало твориться нечто странное. Оно подпрыгнуло к горлу, с этой высоты ухнуло в пятки, брошенным с силой мячиком срикошетило в живот и тревожно там заметалось.

В панике я навалилась всей массой на собирающуюся повернуться ко мне лицом Эону. Та испуганно ойкнула и, не удержавшись на ногах, растянулась в траве.

– Не шевелись, пожалуйста, – повторяла я как заведенная, прижимая к земле брыкающуюся и мычащую что-то невразумительное, но громкое Эону, одновременно пытаясь не упустить из виду длинную, худую фигуру с непокрытой головой. Издалека и против света очертания шевелящихся змей можно было принять за развевающуюся на ветру гриву волос, да только почти полное безветрие и зловещее шуршание не давали обмануться даже самым легковерным.

Горгон. «Горгонус сфенос», – как дотошно уточнила бы любимая ученица аалоны Рениты Тила. Отличительные черты: волосы-змеи, кровь-яд и взгляд-парализатор.

«Неплохой наборчик, тебе не кажется?» Не кажется. Очень жаль, что в то же время мне не кажется и этот полумифический нелюдь… эх!

И тогда, в подвале, мне тоже не привиделось с испугу. Хорошо бы, еще пораньше было вспомнить, что, как правило, начальная стадия межвидовой трансформации в первую очередь затрагивает органы зрения и осязания, а также увеличивает растяжимость и прочность кожных покровов. Да после, как следует поразмыслив, проанализировать странности в поведении наемника и принять соответствующие меры. К примеру, сварить обращающее зелье или запастись змеец-травой, кою всячески рекомендует коллектив авторов пухлого старинного трактата «Лекарственные сборы, противоядия и прочия вернейшия снадобия супротив гадов ползучих, ядовитых весьма или некрепко».