– Думаю, что, покидая монастырь, мы с тобой вряд ли будем помнить эту информацию, – усмехнулся Владимир.

– Это как?

И он объяснил как:

– Это особые люди с точки зрения обычного человека: невероятные, то есть те, кого не может существовать в природе. Их и назвать-то просто людьми уже не совсем получится. Они достигли такого невероятного уровня просветления, раскрытия разума и сознания, что могут менять физическую форму своего тела силой мысли. И не только своего тела, а любого материального предмета. Могут левитировать, перемещаться в пространстве и времени, обладают телепатией. Сила духа и мысли их такова, что даже постичь пределы их способностей невозможно.

– Но ты же сказал, что информации о них нет, как же ты утверждаешь об их чудесных способностях?

– Информации нет, но слухи и легенды доходят и передаются среди людей, серьезно занимающихся наукой разума и духовными практиками, – пояснил Владимир и с сожалением признался: – Если бы ты только знал, Юрка, как бы я хотел поменяться с тобой местами! Я бы абсолютно все отдал за возможность пообщаться с таким мастером хотя бы час. Ты просто не представляешь, что это такое. – И вздохнул печально, повторив: – Не представляешь.

– Но я собираюсь это узнать, – напомнил ему Костромин.

– Ты твердо решил? – обеспокоился за него тот и напомнил: – Настоятель сказал, что это будет очень жестко. И скажу тебе: не только физически, твои разум и психика подвергнутся испытанию. Есть вероятность, что ты можешь и не выдержать, Юр, подумай.

– Я хочу домой, – вздохнув устало, пояснил ему Костромин. – Я хочу вернуть свою жизнь, и мне надо как можно быстрей к Варюхе. И если для этого потребуется помирать, значит, буду помирать: я накосячил, мне и разгребать. – И усмехнулся: – Воин я света или нет в конце-то концов.

– Воин, воин, – уверил его Вова и с сожалением заметил: – Ах, как жаль, что ты даже рассказать мне не сможешь о том, чему у этого отшельника научишься.

– Может, ничему и не научусь, – пожал плечами Костромин.

Владимир посмотрел на него удивленным взглядом и иронично усмехнулся.

– Поверь, Кострома, на гору ты взойдешь одним человеком, а спустишься с нее совсем другим, кардинально другим, и неважно, будешь ли ты об этом помнить или нет.

– А как я с ним общаться-то буду? – вдруг задумался Костромин. – На каком языке? Я ж тибетского не знаю.

– Юр, не тормози, – посоветовал ему Вова.

– А, ну да, – сообразил Костромин, кивнул и задал еще один вопрос из разряда прежнего, настолько до него с трудом доходило понимание всех этих странностей: – Слушай, а как он сообщил настоятелю о своем решении? У них что, спутниковые телефоны есть?

– Знаешь, Кострома, ты лучше не спрашивай, – развеселился не на шутку Вовка. – Не спрашивай, и все. Так тебе проще будет. Может, и спутниковый, а может, и птица мира, почтовый голубь.

– Да, – удрученно вздохнул Костромин, согласившись со всем сразу: с тем, что спрашивать не стоит, ну и с птицей мира в том числе.

О иных вариантах обмена информацией между настоятелем и отшельником думать было просто стремно, если честно. До мурашек.

Ну, это вишенка к вопросу о том, как он тут оказался и каким образом этот загадочный Тон вообще узнал о его существовании в природе.

Больше они не обсуждали тему просветленных отшельников, словно по умолчанию наложив на нее некое табу. Поели, каждый думая о своем, поговорили об организационных делах – насколько и кто задержится здесь, о том, что обратные билеты у них с открытой датой и действительны еще пять с половиной месяцев и так далее.

А вскоре за ними пришли монахи и отвели к наставнику, которому Костромин дал твердый положительный ответ, согласившись на приглашение просветленного Тона.

И как-то сразу все быстро-быстро закрутилось-завертелось, оказалось, что монахи уже все приготовили к отправлению. Выяснилось, что несколько раз в году братья-монахи относят к определенному месту в горах груз продуктов и чего-то еще непонятного, но нужного для уединенной жизни просветленного брата Тона. Иногда они видятся с ним, если он приходит на встречу, иногда даже разговаривают, вернее, он дает наставление, а они слушают, но чаще просто оставляют на месте баулы с грузом, забирают пустые и уходят.

Костромину дали выпить что-то очень горькое и поесть какой-то плотный комок непонятного вещества, по вкусу похожего на смесь ваты с вазелином. Так же быстро провели какой-то обряд над ним, чтобы, видимо, в пути он не помер, не дойдя до великой цели.

Все монахи собрались провожать их маленькую экспедицию, состоящую всего из трех человек: Костромина и двух монахов, и все оказывали ему особое почтение, кланялись и что-то быстро говорили на тибетском языке.

А Владимир переводил и объяснял, что они таким образом выказывают Костромину особые почести, поскольку еще никто не был призван просветленным братом Тоном к себе, а живет он в горах неисчислимое время, сколько именно, знает только настоятель, а братья, что проживают здесь, даже самые пожилые, придя в монастырь еще детьми, уже слышали об отшельнике Тоне.

Одним словом, очередная легенда для руссо туристо, чтоб позабористей и таинственней – «неисчислимое» прямо время! Вы еще скажите: от начала времен, чтоб вам всем тут весело жилось!

Костромина уже начала откровенно доставать вся эта мистика, таинственность, духовность уровня летающего над землей просветленного, грозящего сверху пальцем.

Хотя, с другой стороны, – мракобесы, конечно, но хорошие ведь ребята.

Они обнялись на прощание с Володькой, посмотрели в глаза друг другу, еще раз крепко обнялись.

– Держись, друг, – напутствовал его Вовка, прижимая к себе. – Если совсем станет невмоготу, скажи ему, он тебя отпустит. Это не значит сдаться, это все равно победить.

– Я понял, Вов, – похлопал друга по спине Костромин. – И ты держись, судя по всему, тебя тоже не рахат-лукум здесь ждет.

– Нормально.

Все!

Вышли за ворота, провожаемые всеми обитателями святого монастыря, еще долго махавшими им вслед.

Вообще-то по всем законам физики и биологии Костромину помереть полагалась по дороге к тому загадочному мужику, ибо это была не дорога, а какой-то пыточный путь, ей-богу!

Назвать тропой то, по чему они двигались, можно было только при очень позитивном и богатом воображении, хотя монахи настаивали, что это именно тропа, даже по-английски один из них произнес это утверждение. На взгляд Костромина, шли они по сплошному битому камню, разбросанному везде, только там, где они шли, этот камень был чуть мельче и его было – ну да, правда, на самом деле! – меньше.

Типа тропа!

Трясло его на том осле так, что он откровенно сомневался, что все его основные мужские причиндалы не расплющит. Но монахи жестами и прикольной до смешного мимикой настойчиво давали понять, что надо терпеть, поскольку ослы бегут!