— Почему?

— Если его уберут, я не узнаю, случилось ли это потому, что Дегир решил, что мы слишком долго беседовали в машине, и настучал об этом Андре, или потому, что Андре сам сдал его бандитам. А может статься, они решат его прикончить просто из-за того, что я его уже чуть не взял. Хорошо бы их на шаг опережать.

Билл Мэтерз вынул кассету из магнитофона, передал ее напарнику и помог ему надеть куртку. Младший детектив рассчитывал, что шеф подождет его внизу, пока он перекинется парой слов с женой.

— Будем надеяться, что бандиты думают по-другому. Если нам дали эту запись, чтоб у нас возникли другие соображения, значит, против нас играют уж очень смекалистые ребята.

Санк-Марс покачал головой.

— Не нравится мне это дело. Даже подумать страшно, чем оно может кончиться и что нас ждет, если мы его все-таки раскрутим.

Мэтерз попытался беззлобно подшутить над начальником:

— И это говорит детектив, который не верит в заговоры? Эмиль, вы что, готовы сменить лошадей?

Санк-Марс так на него посмотрел, что Мэтерз даже слегка опешил.

— Ты, напарник, — хороший детектив. Странно, что я до сих пор этого не понимал.

— Я-то сам об этом догадывался, — признался Мэтерз.

— Да что ты?

Мэтерз глубоко вздохнул — эта тема ему действовала на нервы.

— Я думаю, вы прежде всего охотитесь именно на заговорщиков, точнее говоря, на организованную преступность. И хотя на людях, публично, вы говорите другое, так это только одна видимость.

Санк-Марс устало посмотрел на подчиненного, и в его взгляде явно чувствовалось уважение.

— Да, Билл, отчасти ты прав. На самом деле, я просто в ужас прихожу при мысли о связях, которые в наши дни перерастают в преступные союзы.

Мэтерзу показалось, что начальник высказал ему те сокровенные мысли, к которым раньше никогда его не допускал.

Уже после полуночи на улице, которую чаще называют Мэйн, Джулия Мардик один за другим обошла четыре бара, явно кого-то разыскивая. Официально эта улица называется бульвар Святого Лаврентия (у французов это — Сен-Лоран, у англичан — Сент-Лоуренс), она делит весь город на две части — восточную и западную. В оба конца все дома на перпендикулярных ей улицах начинаются с дома номер один, расходясь по возрастающей. Поэтому в адресах этих улиц обязательно указывается их направление — восток или запад. В восточной части Монреаля живут преимущественно французы, в западной — в основном англичане, а сам Мэйн заселен представителями самых разных этнических общин. Исторически сложилось так, что Мэйн стал в городе центром преступности, считающейся лишь с собственными законами. Именно здесь плодились мелкие жулики, здесь же, организовываясь в банды, они собирались с силами перед тем, как распространить свое влияние на другие территории. Мэйн привлекает проституток и бродяг, наркоманов и артистов, воров и нищих, честолюбивых неудачников всех мастей, за которыми тянутся толпы охочих до самых разных тусовок бездельников. По ночам его бары и закусочные живут в ритме бурной жизни молодого поколения.

Войдя в четвертый бар, Джулия сразу же заметила Норриса. Перед тем как подойти к его столику, она прошлась по залу и заглянула в туалет, чтобы убедиться, что она не встретит здесь знакомых. Несмотря на час ночи, в баре было полно народа. Монреаль — город ночной жизни, а Мэйн по ночам — его самая оживленная улица.

— Привет, Проныра, как дела?

— Так хорошо, что пора крутить обратку.

— Все как в старые добрые времена.

— Старые добрые времена, Селвин? Старые добрые времена безвозвратно прошли десять дней назад. От них остались одни воспоминания. Десять дней назад наступили новые времена.

Он взял со стола бутылку вина и наполнил ее бокал.

— Десять дней для меня как вечность.

— Вот и расскажи мне о ней.

Селвин Норрис рассмеялся.

— У меня есть мысль получше. Давай-ка ты мне о ней расскажешь.

Она провела правой рукой по волосам.

— Еще одна деловая встреча? Даже расслабиться нет времени? Ты, Селвин, меня сюда обманом заманил.

— Дай мне передохнуть, Джулия. Разве это не лучше, чем электронная почта?

— Ну, давай, Селвин, брось мне еще одну кость! Скажи мне, чтоб я потявкала, села, легла и хорошенечко попросила.

Он рассмеялся.

— Давай, поговорим. Что тебя так волнует, Джулия?

Может быть, он и был подонком, но дураком его назвать было никак нельзя. Мир действительно изменился. Улыбнувшись, она сдалась.

— Нет, начинай ты. Как там, Селвин, дела идут в мире? Все ли президенты еще спрашивают у тебя совета?

— Только один. — Она не могла понять его странной улыбки.

— Как тебя… — она осеклась, пытаясь задать ему простой вопрос в такой форме, чтобы ему было легче на него ответить. Он всегда сопротивлялся любой ее попытке приоткрыть окружавшую его завесу таинственности. Иногда он делал это мягко, иногда с безапелляционной категоричностью. — Чем ты занимаешься, Селвин? Кроме того, чем ты занимаешься. Я хочу сказать, чем ты открыто занимаешься. Если вдруг кто-то войдет к тебе в квартиру и скажет: «Мы — представители правительства, на какие средства вы живете?» Как бы ты ответил на такой вопрос?

— Я бы вообще не стал с таким человеком разговаривать.

— А если бы он настаивал?

— Я бы попросил его связаться с моим адвокатом.

— А если серьезно?

— Серьезно? Я бы просто захлопнул дверь перед носом этого чудака.

— Ну, ладно, ты же понимаешь, о чем я хочу тебя спросить. Что ты всем говоришь, если тебя спрашивают, чем ты занимаешься?

— Это зависит от того, кто меня спрашивает. Ты, кстати, не хочешь что-нибудь перекусить?

Подошла официантка и приняла заказ. Джулия, пробежав глазами меню, выбрала салат «уалдорф», а Норрис попросил принести крок-месье[15].

— Ты мне так и не ответил, Селвин, — сказала она ему, когда официантка отошла.

— Разные люди получают разные ответы. Конечно, иногда это вызывает осложнения. Официально я работаю на Отдел связей с общественностью Генерального консульства в Монреале.

— Генерального консульства? Какой страны?

— Молодец, Проныра! Никогда никому не позволяй увиливать от прямого ответа. Не слезай с противника, пока он не сдастся.

— Не юли, Селвин. Отвечай на вопрос.

— Соединенных Штатов Америки.

— Ага…

Селвину Норрису так понравился учиненный ему допрос, что он рассмеялся. Он получал истинное наслаждение от общения с этой привлекательной и неглупой молодой женщиной.