Джулия снова повторила это имя.

— Если кто-нибудь станет на тебя давить или по какой-то другой причине будет выяснять имя твоего связника и у тебя не будет никакого выбора, назови им это имя.

— Почему именно его имя?

— Он знаменитый сыщик. Они тебе поверят. Он будет в безопасности, потому что этот полицейский — важная шишка. Человеку такого уровня «Ангелы» не решатся причинить вред. «Росомахи» уже спустили на них собак, когда они взорвали того несчастного паренька. Только представь себе, что будет, если они убьют полицейского. Стоит им переступить черту, и их с потрохами сожрут. Тебе надо будет только назвать это имя — сержант-детектив Эмиль Санк-Марс, и ты увидишь, как от тебя любой бандит отвяжется и оставит тебя в покое. Против него они не пойдут.

— Как и против тебя, — добавила Джулия Мардик.

— Если ты назовешь его имя, к тебе тут же станут по-другому относиться. А если назовешь мое, тебе это ничего не даст.

— Иначе говоря, ты не хочешь, чтобы я стала мученицей.

— Не хочу, — согласился Селвин Норрис, поднимая ставки в их совместной работе, потому что раньше он никогда так явственно не воспринимал возможную опасность. — Мученики нам ни к чему.

«Можно ли тебе верить, Селвин? — думала Джулия, накалывая на вилку салат. — Кто тебя сейчас больше заботит — я или ты сам? Могу ли я тебе верить?»

— Знаешь, мне сейчас в голову пришла одна мысль, — сообщил ей Норрис.

— Давай, выкладывай.

— Раньше мне не хотелось тебе это предлагать. Я никак не хотел влиять на твои решения. Очень важно, чтобы ты всегда их принимала добровольно.

— Ну, давай, не тяни, — сказала она по-французски. Как и многие монреальцы, она имела обыкновение переходить с одного языка на другой, чтобы усилить их значение. — В чем дело?

— Твоя квартира стоит на прослушке, может быть, тебя утомляет все время быть начеку?

Джулия рассмеялась в присущей ей немного экстравагантной манере.

— Да, это создает проблемы при мастурбации! Но я этим уродам такой спектакль никогда не продемонстрирую. Неужели ты намекаешь, что мои хорошие манеры могут вызвать у кого-нибудь подозрения? Я ни за что не буду заниматься онанизмом перед их прослушивающими устройствами. Так что, если мне станет совсем невмоготу, я включу воду.

— Хватит, Джулия, перестань, я не могу говорить о таких вещах с легкостью твоего поколения.

— Ты снова уклоняешься от темы!

— Я только хотел тебя спросить, как бы ты отнеслась к тому, чтобы поехать сегодня ночевать ко мне?

Она сжала в пальцах кусочек грецкого ореха.

— Ну да, и спать там на диване?

— Я не это имел в виду.

Джулия положила орех в рот.

— Ты хочешь сказать?… Но… Ты это серьезно? Ты же знаешь о моих проблемах со «скачкой с препятствиями» и все такое… Ты что, в самом деле этого хочешь?

— Хочу. Очень хочу. Забудь обо всех препятствиях. Есть масса других способов, которыми два человека могут доставить друг другу радость.

— Тогда ты меня им научишь, — легкомысленно выпалила она.

На какое-то время они замерли, пристально глядя друг на друга.

— Хочешь доесть салат? — спросил Норрис. — И допить вино?

— А разве я должна? Мы что, прямо сейчас не можем уехать?

Когда детективы добрались до дома Каплонского, там уже было полно полицейских и пожарных машин и несколько машин «скорой помощи», причем все они мигали разноцветными проблесковыми маячками, свет которых отражался от стен домов и оконных стекол. Въезд на улицу, где жил Каплонский, перекрывал полицейский кордон, и, чтобы туда проехать, Мэтерз предъявил свой жетон. Но подъехать к самому дому они так и не смогли, так как узкая улочка была забита автомобилями. Санк-Марсу пришлось остановить машину и остаток пути пройти пешком.

Они увидели именно то, что ожидали.

От взрыва с «линкольна» сорвало крышу, покореженные крышки капота и багажника задрались вверх, дверь у водительского сиденья была сорвана с петель и валялась рядом. Обуглившиеся останки машины были обильно политы водой и уже покрылись толстой коростой льда. Подойдя поближе, Санк-Марс обратил внимание, что рулевая колонка в машине отсутствовала — ее либо тоже сорвало взрывом, либо пришлось отпилить, чтобы достать останки водителя. Единственный вопрос относительно жертв состоял в их количестве.

— Да, пленных они не берут, — вот и все, что сказал по этому поводу Санк-Марс.

Мэтерз какое-то время обдумывал высказывание начальника.

— Эмиль, они послали вам сообщение, подвесив его на шею Акопа. Вас это не беспокоит? — Он сцепил пальцы в теплых перчатках, дыхание его клубилось белым паром. — Я знаю, быть полицейским непросто, но иногда по ночам, глядя на спящую дочурку, мне хочется знать, увижу ли я, какая она станет, когда вырастет. А эти парни, как вы сказали, эти подонки готовы пойти на все.

Санк-Марс внимательно вникал в истинный смысл его слов. Они признавал, что показная храбрость — естественная черта натуры полицейского, но симпатии к ней не испытывал. Скорее он воспринимал ее как обоснованную реакцию на опасность. Служба в полиции и родительский долг, считал он, — понятия, не совместимые в принципе.

— Что до меня, — заметил Санк-Марс, — если они и со мной так решат расправиться, пусть уж лучше перестараются, чем недоусердствуют.

Мэтерз натянуто улыбнулся.

— Разве ты не знаешь, Билл, что мы для них вроде как неприкасаемые?

— Я не очень вас понимаю.

Они перешагивали через свернутые кольца пожарных шлангов, похожие на огромные макароны, обходили группы потрясенных взрывом соседей, которые повыскакивали на мороз кто в чем. Санк-Марс, казалось, не торопился расследовать это преступление, скорее всего, как смекнул догадливый Мэтерз, он вообще не хотел попадаться на глаза никому, кроме нескольких сослуживцев.

— Бандиты знают, куда им не надо соваться. Стоит им перейти черту, и на них набросятся «Росомахи». Вот, убили того мальчика — Даниеля. Ясно, что это было делом рук какой-то байкерской банды. С тех пор «Росомахи» повсюду их достают. Им и подкрепление дали, и бюджет выделили, и законы приняли, по которым им разрешается изымать имущество бандитов, включая их притоны и клубы. Они не дают байкерам прохода ни днем, ни ночью, цепляются ко всем их друзьям-приятелям. Но все это делается в значительной степени цивилизованно. Пока. А теперь представь себе, что убьют полицейского, знаменитость какую-нибудь вроде меня. Тогда правила игры сразу изменятся. На какое-то время «Росомахи», да и мы тоже просто озвереем. Какие-то дела в суде могут быть проиграны, потому что улики будут получены незаконным путем, какие-то будут выиграны, но гораздо важнее то, что весь их бизнес прахом пойдет, от них отшатнутся многие из тех, с кем они имеют дело сейчас. Кого-то из них найдут мертвыми. Кого-то из наших, возможно, тоже, но дело не в этом. Для того, чтобы «Росомахи» стали лютовать, байкеры должны перейти эту самую черту. Дай «Росомахам» волю хотя бы на полгода, они просто разорят весь байкерский бизнес. А убить полицейского — значит пересечь черту. Так что, если они захотят сильно осложнить себе жизнь, они убьют такого полицейского, как я, — местную знаменитость, героя, можно сказать. Поэтому я и считаю себя неприкасаемым. И тебя тоже, потому что теперь ты мой напарник. Я вовсе не хочу сказать, чтобы ты не был осторожен. Твое имя написано на почтовом ящике, думаю, его надо будет убрать, как только ты вернешься домой. Можешь принимать другие меры предосторожности, чтобы спать спокойнее. Но с нами такого не случится — тебе надо это знать.