– У нее что же, кривая шея? – понизил голос до шепота Феликс.

– Императрица Лулу – прекраснейшая из гельфиек,– обиделась на гостя Сабина.– А мода эта была введена для того, чтобы женская плоть не отвлекала императора от дел.

– Мыслящий, судя по всему, у вас государь,– предположил Феликс и, как выяснилось, не ошибся.

– Вы, вероятно, оставили жену в родных краях?

– Боже упаси! – ужаснулся Феликс.– Я слишком застенчив, сударыня, чтобы жениться.

– Это сразу же бросается в глаза,– заметила прекрасная соседка с ласковым смешком.

Приняв на грудь еще один кубок вефалийского вина, Феликс решил махнуть рукой на волосатые ноги. В конце концов, разве это главное в женщине, тем более что на ощупь ножки Сабины были весьма соблазнительны.

– Вы увлекаетесь, барон,– упрекнула его соседка.

– Это у меня с детства,– пояснил Феликс.– Не знаю, куда деть руки, поэтому приходится держать их на коленях.

– Должна вам заметить, что это мои колени.

– Во всем виноват недостаток освещения,– извинился барон.– Наше дневное светило гораздо ярче вашего. А как, кстати, у вас обстоит дело со светилом ночным?

– Вы хотите, чтобы я вам его показала?

– Был бы вам очень обязан.

– Но ведь мое присутствие не обязательно,– пожала плечиками Сабина.– Для этого достаточно выйти на террасу, когда стемнеет.

– Я, видите ли... от рождения близорук и боюсь, что без вашей помощи мне ночного светила обнаружить не удастся.

К сожалению, ужин закончился неожиданно быстро. А расчет барона Садерлендского на танцы не оправдался. Пигал Сиринский незамедлительно пригласил молодых людей для конфиденциального разговора.

– Странные нравы на этой Вефалии. Нельзя же так бесцеремонно обращаться с гостями,– выказал недовольство барон, но понимания не встретил.

Пигал прыгал по комнате растрепанным козленком и болтал без умолку. Феликс его почти не слушал, обдумывая план совращения прекрасной Сабины уже этой ночью. Барону Садерлендскому мешал не столько болтливый Пигал, сколько лимонно-молчаливый Весулий, приходившийся его новой подружке папой. Эти отцы, братья, мужья всегда путаются под ногами у предприимчивых людей, мешая им осчастливить прекрасных женщин.

– Мы обнаружили четыре карты на столике в покоях принцессы Лулу и тотчас же поняли, что игра началась.

– Простите,– встрепенулся Феликс,– а как они туда попали?

– Человек молодой,– укоризненно глянул в его сторону Пигал Сиринский,– добропорядочность вефалийской принцессы вне всяких подозрений.

– Так я и не подозреваю. Просто если бы я обнаружил посторонний предмет в своих покоях, то подумал бы, что его оставила любовница.

– Я тебе вырву язык, Феликс, если ты не угомонишься,– сказала Лулу.

Сестрица Лулу была серьезной девушкой, а потому Феликс благоразумно промолчал в ответ на столь ясно выраженное неудовольствие. К тому же в эту самую минуту сиринский гном вручил барону карту под знаком пик, на которой вместо благородного кавалера было изображено нечто невообразимое. Феликс даже брезгливо поморщился при виде столь отвратительного существа.

– Это вызов, господа,– пропищал сиринец,– и всем нам, вместе взятым, и каждому из вас в отдельности.

– Вы хотите сказать, что эта образина вызывает меня на поединок? – поразился до глубины души Феликс.– А что плохого я ему сделал?

Пигал Сиринский укоризненно глянул на барона. Садерлендский более всего напоминал своего папочку и внешностью, и распутным поведением. Вместо того чтобы слушать почтенного магистра, он весь вечер шептался с юной кривлякой Сабиной, чем ужасно нервировал досточтимого Весулия, которому как раз сейчас следует соблюдать спокойствие. Хорошо хоть трое других кавалеров на вид серьезнее пикового. Взять хотя бы Птаха Арлиндского – очень рассудительный молодой человек, весь в матушку свою, Елену. Именно Елена Арлиндская была бы самой подходящей парой беспутному Тимерийскому, именно ее сватал в свое время магистр, но, увы, мудрость у легкомысленной молодости не в цене. Нет, императрица Лулу тоже очень достойная женщина, но уж слишком взбалмошная, не вслух будет сказано.

– А почему мне такой урод достался? – обиделся Феликс.– У Птаха и то поприличней будет.

– Уймись, барон,– шикнул на него Гиг.– Торгуешься как на базаре. Что выпало, то и выпало.

– Нет, как вам это понравится?! Феликс возмущенно всплеснул руками. Подсовывают черт знает что, и слова в ответ не скажи. Что же это за порядки такие? С Гига, конечно, спрос невелик, он тиран известный, но Пигал Сиринский кажется вроде приличным человеком.

Не будь просвещеннейший магистр давно и неудачно знаком с батюшкой барона Садерлендского, он, возможно, принял бы эту тираду за комплимент, но опыт – великая вещь, и не вздорному мальчишке торжествовать в словесной дуэли над человеком, не один десяток лет с честью несущим тяжкую ношу просвещения по планетам Светлого и Темного кругов.

– Не обращайте на Феликса внимания,– утешил расстроенного сиринца Гиг.– У нас в Мессонии его называют бусонской язвой, и вся империя вздохнула с облегчением, узнав, что он отбыл в чужие края.

Просвещеннейший Пигал благодарно кивнул принцу в ответ на поддержку. Гиг, похоже, пошел в своего дедушку, знаменитого полководца барона Сигирийского, человека, которого магистр не назвал бы добродетельным, но бесспорно обладавшего достоинствами государственного деятеля большого масштаба.

– Допустим, я убью это чучело,– сказал неугомонный Феликс,– а какая мне в том корысть?

– При чем тут корысть, человек молодой?! – возмущенно фыркнул Пигал.– Речь идет о спасении Светлого круга.

Этот пиковый барон непременно доконает магистра Пигала и довершит дело, начатое его отцом двадцать лет назад. Поразительное легкомыслие, просто поразительное.

– Ты сначала убей,– спокойно сказал Андрей Ибсянин,– а уж потом...

Что потом, трефовый кавалер не сказал, видимо, не счел нужным распространяться на эту тему. Очень серьезный молодой человек и очень загадочный. Ибис вообще сомнительная планета, а о матушке Андрея Ибсянина магистр знал только то, что она очень ловко орудует копьем. Нет слов, все четверо очень симпатичные молодые люди, и если бы Пигалу предстояла попойка в сиринском или мессонском кабаке, то он без раздумий отправился бы туда в столь развеселой компании, но, к сожалению, деяние им предстояло совершить куда более значительное. Безусловно, только Пигал Сиринский мог претендовать на роль разума в предстоящей экспедиции, поскольку мессонцы и ибсянин могли поспособствовать благому начинанию только мышцами. Да и нельзя требовать многого от людей, выросших на захолустных планетах и не имеющих понятия о правилах Большой Игры, ведущейся на дороге гельфов. Честно говоря, и сам Пигал смутно представлял себе эти правила, да и суть игры была ему непонятна, как не понятны и ставки. Но карты сданы – и хочешь или не хочешь, а играй! А главное, посоветоваться не с кем, ну разве что с Весулием. Хотя и Весулий ничего умного пока не присоветовал, да и неразумно было требовать от старого гельфа прозрений там, где один из виднейших членов Высшего Совета мог лишь пожать плечами. Игра была начата сорок лет тому назад на развалинах замка Лорк-Ней, и, будет ли когда-нибудь конец связанным с нею сюрпризам, магистр даже и не загадывал. Высший Совет обещал прислать на помощь Пигалу высокомудрого кентавра Семерлинга, но кентавр почему-то задерживался, и магистр даже не знал, огорчаться по этому поводу или радоваться. Что ни говори, а Семерлинг тот еще фрукт, не раз подставлявший своего старого знакомого под удары судьбы и обстоятельств. Конечно, легче всего было бы, сославшись на возраст и усталость, попросить отставку и вернуться на благословенный Сирин, но ведь никто отставки просвещеннейшего Пигала не примет по той простой причине, что в Высшем Совете, как ни прискорбно это сознавать, нет достаточно широкой спины, за которую он мог бы спокойно спрятаться, не испытывая при этом душевного дискомфорта. Мужи там, конечно, заседают мудрые, но старые и вялые, которым скакать по планетам Темного круга не с руки. Да и кто из них знает обстановку здесь лучше, чем просвещеннейший Пигал?