— Но его лошадь жива.

— У него не тот возраст.

— Чушь, — сказал Кен. — Так ты ни к чему не придешь. Четверть населения — люди старше шестидесяти.

— Я думаю, ты прав. — Я сделал паузу, затем спросил: — Они все знали твоего отца?

Он как-то странно посмотрел на меня, но не уклонился от ответа.

— Разумеется, старик Макинтош, — сказал он. — Что тут странного? Я не знал, что так похож на отца, если бы не он.

— Кто еще?

— Не знаю. Он был ветеринаром в этих краях, и мне кажется, что он знал большинство из них.

— И, конечно же, он знал о Винне Лизе.

— Но сейчас, через столько лет, это не имеет значения.

— Я только строю предположения, — сказал я. — Они все знают друг друга?

Он нахмурился:

— Иглвуд знает Лиза, Макинтоша, Фитцуолтера и Апджона. Ничего не скажу о Нэгреббе. Все три тренера хорошо знакомы — они все время встречаются на скачках. Нэгребб — совсем другое. Как и Винн Лиз.

— И все это началось, когда Винн Лиз вернулся из Австралии.

— Мне тоже так кажется.

Полностью подавленные, мы допили свои напитки и поехали в Тетфорд. Белинда выглядела усталой. Она уже рассказала Грэгу и Викки о Скотте, поэтому мы покорно просидели весь долгий вечер, ни разу не улыбнувшись. Викки предложила спеть, чтобы поднять настроение, но Белинда ей не разрешила. Они с Кеном уехали в десять, а те, кто остался, с облегчением пошли спать.

Утром я опять отправился в клинику, куда меня тянуло как магнитом, но там ничего особенного не случилось. Двери приемной были закрыты. Автостоянка, обычно переполненная, была полупустой. У больницы стояли две полицейские машины, но никаких заграждений, сдерживающих другие автомобили, я не заметил.

Я припарковался возле центрального входа, вошел и увидел, что Кен, Оливер, Джей и Люси в унылом молчании сидят в офисе.

— Привет, — сказал я. Никто из них мне не ответил.

— Кэри прикрыл практику, — сказал Кен, объясняя общее настроение. — Он приказал секретарше позвонить всем, кто был записан на прием с мелкими животными, и отменить его. Она как раз звонила из приемной, когда мы приехали. Сейчас она там отвечает на телефонные звонки, советуя людям обратиться к другим ветеринарам.

— Я не думала, что он может так поступить! — воскликнула Люси. — Он с нами даже не посоветовался.

— Он не имеет права, — сказал Оливер. — Мы партнеры. Он сам может отказаться, если ему так хочется, — и чем быстрее, тем лучше, — но не может так просто взять и отстранить всех нас от работы.

Джей заметил:

— Ни одна из этих катастроф не касалась моего крупного рогатого скота. Я намерен позвонить всем своим клиентам и сказать, что начинаю работать самостоятельно.

— Но иногда тебе будет нужна клиника, — сказал Кен.

— Если мне понадобится операционная, я ее арендую.

— Хорошая идея, — поддержал Оливер.

Я не стал обращать их внимание на тот факт, что, поскольку они все вместе владели больницей и каждый вносил свою часть по закладной, им будет не так просто, как они думали, выйти из доли. А впрочем, это не мое дело.

— Кэри здесь? — спросил я. Они покачали головами:

— Он пришел. Объявил нам. Мы онемели в шоке. Он ушел.

— А полиция? Здесь стоят машины.

— Они в операционной, — сказала Люси. — Непонятно, что они там делают.

И тут, как будто по команде, в дверях появился полицейский констебль и попросил ветеринаров пройти к полицейскому офицеру. Они столпились и пошли за ним по коридору, а я бы мог скромно попытаться увязать факты, но, увидев телефон на столе, решил позвонить Аннабель в жокей-клуб.

— Чудесно, — сказала она, когда я назвал себя. — Я не знала, как до тебя добраться. Здесь одним людям нужен новый квартиросъемщик. Тебя это интересует?

— Конечно, — ответил я.

— Когда тебя ждать?

— Сегодня вечером.

— Ты сможешь заехать сначала ко мне домой?

— Сочту за честь и буду очень признателен.

— Ну, все. Мне пора. До скорого.

— До скорого, — сказал я, но она уже бросила трубку. «В конце концов, — подумал я, — жизнь состоит не только из падений».

Почти сразу же телефон зазвонил снова. Я выждал несколько секунд, но из операционной никто не шел, и я поднял трубку.

— «Хьюэтт и партнеры», чем могу быть полезен? — сказал я совсем как Кен.

— Это компания «Паркуэй кемикалз». Нам нужно поговорить с мистером Кеннетом Макклюэром по поводу письма, которое мы получили от него сегодня утром, — ответил голос на другом конце провода.

— Я и есть Кеннет Макклюэр, — сказал я. «Лги во имя своей страны».

— Прекрасно. В таком случае, отвечаю на ваш вопрос. Позвольте представиться, я менеджер по торговле. Примите соболезнования по поводу пожара.

— Спасибо. Это так неприятно.

— Вам нужно будет заменить сгоревшие препараты?

— Да, конечно. Если вы сможете прислать нам прошлые счета, мы составим новый список.

— Отлично, — сказал он. — Но вы помните, что некоторые вещества нельзя отправлять по почте? Как и в прошлый раз, вам нужно будет прислать кого-нибудь за ними.

— О'кей, — ответил я.

— В прошлый раз, судя по нашим записям, от вас приходил мистер Скотт Сильвестр. У него было поручительство, но, если вы пришлете кого-нибудь другого, понадобится удостоверение его личности и доверенность от вашей лаборатории. Даже для мистера Сильвестра эта процедура обязательна. Мы, конечно, извиняемся, но нужно соблюдать осторожность.

— Да, — сказал я. — Вы не могли бы прислать копии счетов как можно быстрее?

— Безусловно. В данный момент их собирают и отправят сегодня же.

— Вы не могли бы прислать нам также копию квитанции о доставке, которую, я уверен, вы отдали Скотту, когда он забирал у вас товар?

— Конечно, если вам это необходимо.

— Это помогло бы нам восстановить наши записи.

— Ну, что ж. Я приложу ее сию же минуту.

— Огромное спасибо.

— Не за что. Всегда рады помочь. — Он аккуратно положил трубку, а я все стоял и думал о том, насколько важным могло оказаться все то, что я узнал.

Скотт лично забирал по крайней мере одно вещество, которое нельзя было отправить по почте. Оно могло быть и безвредным. Оно могло быть чем угодно. Я чуть было прямо не спросил у менеджера по продажам, что взял Скотт, но он был уверен, что я в курсе, и мне не хотелось вызывать у него подозрения. Утром, или когда там ответ придет в Тетфорд, мы все и выясним. Я всегда считал, что терпение — самая тяжкая добродетель.