Саломея кивнула и спрятала дрожащие руки в подмышки. Далматов мог умереть. Из-за нее!

– А судьба чем лучше? Ее тоже можно… накликать. Вернее, увидеть.

– В той чаше? – спрашивает Саломея.

– Да. Видишь, как мы друг друга хорошо понимаем.

– И вы…

– Я хочу тебе помочь. И себе тоже.

– Слабо верится! Ваша племянница говорила…

– Она много чего говорила. Глупая девчонка! Я желала ей добра и… но, наверное, следует начать сначала, уж если у нас пошел такой доверительный разговор.

Анна Александровна всегда знала, что отличается от прочих. Поначалу это знание оставалось словно бы отстраненным, не имеющим практического выхода. Но однажды Аннушка раскинула карты соседке, предсказав ей скорую встречу с червовым королем, и соседка одарила Аннушку конфетой.

А через день она, соседка эта, встретила в гастрономе симпатичного капитана, который предложил помочь ей сумки донести… свадьбу играли всей улицей. И соседка, расцветшая от счастья, всем говорила, что только благодаря Аннушке все и случилось.

Увы, родителей подобная слава дочки отнюдь не обрадовала. Они были приземленными материалистами, полагавшими, что профессия швеи куда как надежнее стези гадалки.

Аннушка подчинилась им, уже ощущая, что набрела на собственный путь. Она училась и шить, и гадать. Сама нарисовала первую свою колоду Таро, толкуя ее по собственному пониманию. Всегда – с удачей для клиента. Клиентов становилось все больше…

Аннушкины предсказания сбывались.

Ради чего – все? Ради денег, которых им раньше всегда не хватало. А ведь Анна была молода, ей хотелось иметь красивые вещи. Блузку шифоновую или платье цветастое, китайского шелка, туфельки, пудру, тени… пирожные и кофе в кафетерии. Не за стипендию же было их покупать! Маленький бизнес Анны, который к окончанию ее учебы стал-таки настоящим бизнесом – у нее и офис появился в комнатушке, которую сдавала молчаливая равнодушная старуха, – кормил не только Анну. Родители брали ее деньги, кривясь и отворачиваясь, словно эти деньги были им вовсе не нужны, это они милость дочери оказывают.

Не ради Анны, ради сестры ее, «настоящей», «правильной» дочери.

И еще – Ренатка была.

Ренатка жила по соседству, тихая и застенчивая, она отличалась какой-то особенной некрасивостью, которая вызывает агрессию у подростков. Анна Ренату защищала. Рената Анне помогала с учебой. Сложившийся союз их с годами окреп. Пожалуй, Рената – единственная – относилась к новому увлечению Анны с пониманием. И деньги если и брала у нее, то в долг, отдавала всегда аккуратно, в срок.

А потом случилась беда.

Пустынная дорога – и переход, неудобный, пешеходный, в ста метрах, казавшихся по зимнему гололеду далекими. Удобная тропа, проложенная многих людей ногами. И автомобиль, вылетевший со двора. Визг тормозов. Удар, который Анна ощутила всем телом. Боль…

Переломы. Разрывы связок. Сотрясение мозга и угроза слепоты. Мир, сделавшийся серым, размытым. Неподвижность – в гипсовом коконе. И сводящий с ума страх, что это – навсегда.

– Это тебя Бог покарал, – сказала мать, появившись в больнице спустя три недели после аварии. Она прежде не отличалась набожностью, напротив, всячески высмеивала веру, а тут вдруг – платок на волосах и оловянный крест в пальцах. – За твое гадание он тебя и покарал! Ворожеи Богу противны. Покайся!

Мать оставила ей бутылку освященной воды и дешевенькую иконку, которую самолично запихала под подушку дочке. Подушка была серой, больничной. Одеяло – тонким. И простыни там меняли редко. За Анну ведь не платили… выходит, она никому не нужна?

Рената появилась спустя месяц.

– Извини, подруга. – Она поставила тяжелый пакет на подоконник. – Я уезжала. Замуж выхожу, и – вот…

И она тоже бросит Анну.

– Он – хороший человек. Бизнесом занимается. Вот выздоровеешь – и нагадаешь ему удачу, ладно?

Рената выложила из пакета свежее белье, термос с домашним бульоном. Она нашла медсестру и санитарку, и врача тоже, и как-то быстро договорилась, чтобы Анну перевели в отдельную палату. И чтобы за ней присматривали.

Сама заправила чистые простыни. Помогала Анне умыться, не брезгуя прикасаться к ее осклизлой коже.

– Выздоровеешь, – повторяла Рената и ложку за ложкой вливала в нее бульон. – Конечно, ты же упрямая, Анька! Тебе море по колено… вот встанешь на ноги – и все эти сволочи еще поплачут.

Эта присказка вертелась в голове Анны. Плачут… пусть рыдают – все они! Мать с ее Богом. И отец. И сестрица, которая только и умела, что деньги у нее клянчить. И хорошо даже, что Анна в больницу попала, зато она теперь точно знает, кто чем дышит.

Злость придала ей сил. Раны вдруг стали быстро затягиваться. И эта серость отступила, развеялась. Душа вот только хоть и зажила, но окостенела в шрамах. Жалость? Не осталось у нее жалости. Хватит. Нажалелась!

Из больницы Анну забрала снова Рената. Отвезла ее в свою бывшую квартирку, сказав:

– Живи, сколько захочешь. Я все равно с мужем уезжаю… возможно, насовсем.

– Ты меня спасла.

– Потом сочтемся, – ответила Рената. И в этих ее словах не было ни грамма шутки. Она всегда возвращала долги, значит, и Анне следует поступить так же.

Как ни странно, но бизнесу эта авария пошла на пользу. Слух о том, что Анна чудом выжила, а способностей у нее, постоявшей над пропастью смерти, прибавилось, быстро разлетелся по городу.

К Анне шли люди. И Анна им гадала. Уже не на счастье, но на горе, сторицей возвращая им собственную боль. Беды, горести, поражения… не верите? Ваше право. Идите, еще вернетесь!

Люди уходили. Беды случались, доказывая правоту Анны, и клиент поворачивал оглобли обратно, шел к ней – с мольбой о спасении. Анна спасала. За отдельную плату. Свечи, травы, амулеты, заговоры и иконы, что угодно – в зависимости от толщины кошелька клиента. Главное – не продешевить. И деньги Анна больше не тратила, понимая, что, кроме себя, рассчитывать ей не на кого.

Вот только Рената… но и она исчезла с горизонта ее жизни.

– Мы не то чтобы потеряли друг друга из виду, хотя и жила она тогда на Гаити. Созванивались. Поздравляли друг друга с праздниками, но точно знали, что отныне у каждой – своя жизнь. У нее – дети. У меня – не сложилось, хотя было время, когда я их хотела, и очень сильно. Потом Лара появилась… Мы с сестрой не слишком-то ладили. Она меня сквалыгой считала, я же ей больницу простить не могла. Мне ведь не надо было от нее ничего, только чтобы пришла, посидела со мной… а нет, так и нет. Она спилась, наша хорошая, примерная девочка!

Анна Александровна достала пахитоски. Курила она в кухне, не заботясь о том, что дымом пропахнут и стены, и скатерть.

– Я могла бы отправить девчонку в детский дом, но взяла ее себе. Учила. Могла бы она чему другому научиться – я бы с радостью. У гадалки тоже не самый легкий хлеб. Но у Ларки был лишь один талант – вызывать к себе жалость.