Ее пригласили пройти не в подвал и не на заброшенную фабрику, мрачные цеха которой готовы были бы стать свидетелями нового злодеяния. По указанному адресу находился двухэтажный домик с кокетливой алой крышей. Из широких труб водостока вытекали пенистые водопады дождя, уносившие в коллекторы мелкий мусор. Кусты гортензии возвышались над флангами бархатцев, и робкий жасмин омывал в дожде белые звезды цветов.

Наличники на окнах сияли свежей краской.

Ступеньки были целыми, а стены в подъезде – лишеннными надписей.

На лестнице – темно. Это очень старая лестница, с деревянными ступеньками, пусть и обновленными. Высокие. Узкие. Опасные. На таких удобно устраивать несчастные случаи со свернутой шеей. С другой стороны, разве Саломею не могли бы убить в другом тихом месте? К чему такие сложности?

И Далматову следовало бы позвонить. Хотя бы на подъезде в дому. Он бы наорал на нее… а потом поехал бы за Саломеей, и, случись что-нибудь, у Саломеи был бы шанс его спасти.

Второй этаж. И нужная дверь открывается беззвучно. В прихожей светло. Старое трюмо. Шкаф. Вешалка в виде оленьих рогов. Вязаный половичок, о который Саломея вытирает ноги – долго. Ей подают тапочки и приглашают пройти в кухню.

– Промокла, дорогая моя? – Анна Александровна в домашнем платье выглядит совсем молодой. – Пойдем, чаю попьем. Горячий час с малиновым вареньем – вот то, что нужно при простуде.

Дверь закрывается, и громко поворачивается ключ в замке. Но Саломее уже не страшно. С Анной Александровной она как-нибудь управится.

Кухонька крохотная, старая. Стены – серый глянец с рисунком «утиная лапка». Плита на две конфорки. Холодильник «Минск». И стол – под кружевной скатертью. Ее вязали вручную, вот и корзинка здесь же – спицы, клубки белых ниток и начатый узор.

– Присаживайся. Давай я тебе халатик дам? Он чистый, не сомневайся, а то в мокрой одежде и простудиться недолго. Если хочешь кому-то позвонить – звони, но я бы не рекомендовала. Обреченных лучше не трогать.

Она ушла, оставив Саломею наедине с телефоном.

– Илья…

– Я тебя выпорю, рыжая! – пообещал Далматов голосом, который не оставлял сомнений, что обещание свое он сдержит. – Ты где?!

– Со мной все хорошо. Мы тут… разговаривать будем.

– Где ты?

Саломея продиктовала ему адрес и попросила:

– Дай мне время. И… будь осторожен, пожалуйста!

– Чья бы корова мычала!

– А вот и халатик. Так, накинь. Но лучше сперва сними это. Не стесняешься? И правильно, женщина женщину поймет. И поможет.

Саломея стянула куртенку, промокшую насквозь, а вот штаны оставила, как-то неловко было ей со штанами расставаться. Халат был не новым, но чистым и теплым. Анна Александровна тем временем чай приготовила, душистый, травяной.

Не следует пить чай в чужом доме!

Даже если под окнами цветет гортензия, а стол покрыт кружевной скатертью. Ведьмы тоже свои хобби имеют.

– Не бойся, милая, травить тебя я не стану. Ты уже и так потравленная. Вот вареньице. Малинку сама собирала и – не варила. Малину нельзя варить, а вот перетереть с сахарочком…

Саломея поняла, что еще немного, и ее унесет куда-то течением этого журчащего, доброго голоса.

– Анна Александровна, – она решительно отодвинула чашку и варенье, которое пахло совершенно волшебным образом, – прекратите притворяться! Чего вы от меня хотите?

– Остановить.

– Кого?

– Судьбу. – Анна Александровна держала чашку двумя пальчиками, поддерживая блюдечко на ладони. – Твой мальчик скоро приедет? Не надо было ему звонить. Нервничает. Торопится. А сейчас ночь. Дождь. Дорога скользкая…

– Вы… угрожаете?

Дорога и правда скользкая. И не надо было ему звонить. Далматов полетит на помощь, которая ей не нужна. А если и правда случится что-то?

– Нет, я жду. Думаю, минут десять еще… не пугайся, на этот раз не до смерти. На этот раз. Пей чаек.

Запределье качнулось навстречу малиновым ароматом. Летним, легким… Саломея ведь помнит колючие заросли у забора и плети, норовившие занять все больше места. Они тянулись к грядкам и ложились на газон, скрывая в траве свои змеевидные побеги.

– Загляни в карман, – посоветовала Анна Александровна. – Не стесняйся, милая. Здесь все свои.

Одинокий мужской носок. Вроде бы ношеный, но чистый. Довольно странный выбор. Алиса ничего другого не нашла?

– Ты знаешь, что делать. – Анна Александровна не мешает ей.

Закрыть глаза, позволив малиновому аромату окутать ее холодом. Или – жаром? Жар идет от пальцев и выше, перекрывая дыхание. Качается мир, и приходится опереться о стену.

Часы оглушительно тикают.

Быстро и быстрее. Еще быстрее, пока тиканье не сливается в ровный гул. Это не тиканье – рокот двигателя. Темно. Дождь тарабанит в лобовое стекло. Дорога плывет. И узкие пучки света мечутся по ней – от края до края. Вспышка. Встречное авто ослепляет. На секунду всего, но этого хватит…

Визжат тормоза.

Тикают часы.

Запределье отступает, удовлетворенное увиденным.

Саломея онемевшими пальцами набирает номер.

– Илья! – она кричит в трубку, хотя кричать нет нужды. – Дорога! Будь осторожен, слышишь?

– Я…

Визг тормозов. Грохот.

Обрыв связи.

«Абонент временно недоступен. Абонент…»

– Не волнуйся, милая. Жив он. – Анна Александровна по-прежнему пьет чай. И Саломее очень хочется придушить эту спокойную женщину.

Телефон оживает.

– Лисенок, мы тут немного кувыркнулись, – голос Далматова нарочито весел. – Но сейчас выберемся и приедем.

– Ты цел?! – Ей хочется кричать и плакать.

– Ни царапины.

Анна Александровна забирает у нее трубку и нажимает на «отбой».

– Что вы…

– Послушай, милая, времени у нас не так уж много. Я хотела тебе показать, как работает судьба. Ты пытаешься ее предотвратить, но это невозможно. Все твои поступки ведут к одному – предсказанное исполняется. Если бы ты не позвонила, он не отвлекся бы на разговор и справился бы с управлением. Всего доля секунды, но каков эффект… и в следующий раз стрела ударит не рядом, а точно по цели.

– А если я… если бы я… не стала звонить?

– Он бы все равно кинулся тебя искать. И сам стал бы тебе названивать. И отвлекся бы… или третий вариант. Четвертый. У судьбы их – множество.

«Пункт назначения» какой-то! Как ни вертись, но смерть тебя настигнет.

– Рената так говорит, – продолжила Анна Александровна, отставляя чашку. – И думает, что права. В чем-то, конечно, она права, но… как же получается, что люди видят именно то, чего и желали бы увидеть? Слышала выражение – «накликать беду»?