— Детка, пойми, что умные люди не бегают по рельсам навстречу паровозу. Я знаю того фраера, про которого ты говоришь, это солидный фраер. Я скакать поперек его дорожки не рискну. И тебе это тоже не будет интересно. Кроме того — вспомни, ты ему должна, он отмазал тебя от каторги…

— Я его об этом не просила! Я хотела другого! Он меня не отмазывал, а просто обманул! И к тому же, Грек…

— Малышка, прости, но я ухожу. Я еще давно тебе говорил: работаем вместе, горим врозь.

Она шумно выдохнула, скрестила руки на груди и принялась размашисто, по-мужски мерить шагами гостиничный номер, отчаянно сожалея, что у нее кончились папиросы. Грек молча снял с вешалки пальто и шляпу, обернулся с порога, улыбнулся Катерине, ответившей ему яростным взглядом, и тихо вышел за дверь.

— Можешь и ты проваливать, — мрачно разрешила она Валету, который, по-прежнему сидя верхом на стуле, молча наблюдал за тем, как любовница мечется по комнате. — Я серьезно говорю, без понта и обид.

— Вот так бы в морду и дал лахудре… — хмуро сообщил в ответ Валет, вставая и насильно ловя ее за плечи. — Дура ты дура, куда ж я от тебя денусь? Смотри, Катька… Грек — он ведь правду сказал. Дело гиблое, ни на грош фарта не будет. Ты на каторгу уйдешь, и надолго, а я… я на Сахалин. Оттуда не бегают.

Катерина повернулась к Валету, внимательно и уже без ярости взглянула в его лицо.

— Я не дура, Сережа. И это все не хуже тебя знаю. Прости меня, ты прав. Уезжай в Одессу, я попробую сама. Не перебивай! — оборвала она открывшего было рот подельника. — С Сахалина я тебя не вытащу, это верно… А сама с каторги, если надо будет, подорву. А если нет… что ж, значит, судьба. Да пойми же ты, пойми, не могу я Аню вот так оставить! Она сестра мне! Она меня столько раз спасала. Если б не Аня — я бы уже пятый год в тюрьме сидела за то, что брата живьем в доме сожгла! Не могу я ее бросить, ей, кроме меня, никто сейчас не поможет!

— И ты не поможешь, дура! А одну я тебя не пущу! Погорим ясным пламенем и сестрицу твою не вытащим! — убежденно сказал Валет. Но, увидев упрямые, полные решимости глаза подруги, шумно вздохнул, опустил голову и снова сел на стул. — Ох ты, Катька… Послал ведь вот господь маруху… Не судьба мне, видать, на воле погулять с тобой. — Он еще раз протяжно, с искренней тоской вздохнул. — Бог ты мой, как обратно-то не хочется… Катька, ты не обессудь, но, ежели меня возьмут, я застрелюсь. Не поеду на Сахалин, душа не стерпит!

Катерина задумалась. Затем повернула к подельнику сумрачное лицо.

— Поступай как знаешь, но тогда меня вперед застрели. Потому что я без тебя тоже долго не проживу. И — хватит об этом. На фарт молись, он и спляшет. Давай подумаем, как дело работать. Анциферов живет в Лопухинском переулке, это на Пречистенке…

* * *

Неделю спустя дожди закончились, смыв последние воспоминания о морозе и снеге, и в Москву пришло тепло. Подсохли тротуары, окутались нежной зеленоватой дымкой липы и клены на Пречистенке, по переулкам зашныряли влюбленного вида кошки. Спускающиеся вечерние сумерки были сиреневыми, таинственными и полными странных шорохов. Уже в полной темноте из-за башен Страстного монастыря выплывала желтая ущербная луна, распластывая по пустым улицам и переулкам близ Пречистенки бледный свет. Томно завывали коты. Чуть слышно цокали по мостовой копыта извозчичьих лошадок. Чьи-то вкрадчивые шаги шелестели по тротуарам. В сыром, мягком воздухе пронзительно пахло весной.

Около полуночи к дому тайного советника Анциферова подъехала пролетка, из которой выскочила женщина. Она обменялась с извозчиком несколькими тихими словами, и экипаж неспешно покатился дальше, к углу Лопухинского и Пречистенки. Женская фигура быстро и бесшумно пересекла пустой, залитый лунным светом двор, остановилась в темноте у двери черного хода и неподвижно застыла, словно обратившись в изваяние.

Минуло около четверти часа, луна переместилась с крыши дома в развилку большого клена. Мимо, в сторону бульвара, прошла громко разговаривая и смеясь, компания пьяных купцов. Когда в переулке снова стало тихо, дверь черного хода беззвучно открылась, и женская фигура скользнула туда.

— Сережа?..

— Ша, под ноги гляди, ступеньки тут… Фрола с пролеткой куда отправила?

— На углу Лопухинского будет ждать… Что горничная?

— Спит… Малинка мамашина сбою не дает…

— Ты с ней кувыркался?

— С кем?..

— Арапа не заправляй мне! С горничной!

— Не, запросто так она меня в дом пустила… — Из темноты сверкнули в ухмылке белые зубы. — Катька, да не скалься, то ж для дела…

— Тьфу, коб-бель… Куда идти?

— За мной поворачивай… Дом пустой, никого. Хозяин только утром ожидается.

Повороты, переходы, лестницы, темнота, изредка — метнувшаяся прямо из-под ног мышь, чуть слышный скрип ступеньки, сияющий луной проем окна в переплете еще голых ветвей, призрачные полосы света на полу… Никакого страха Катерина, идущая шаг в шаг за подельником по незнакомому, чужому дому, не чувствовала. Голова была восхитительно ясной, мысли — четкими, дыхание — спокойным. Катерина даже немного заволновалась, зная, что излишняя уверенность на деле — плохая примета. Но долго размышлять об этом девушке было некогда: через минуту Валет остановился перед высокими запертыми дверями. Луна, заглядывавшая в окно галереи, светила прямо на них, и по смутно поблескивающему наборному паркету протянулись две длинные тени.

— Здесь. Пожди, я зараз…

С минуту Валет возился с замком. Затем удовлетворенно вздохнул, шагнул в сторону — и створка двери открылась.

Это был большой кабинет с плотно задернутыми гардинами на окнах. Лунный свет сюда не проникал, и Катерина, поколебавшись, зажгла свечу в огромном канделябре, располагавшемся на тоже огромном столе черного полированного дерева.

— Катя, может, зря? — осторожно спросил Валет, стоя у дверей и осматриваясь. — Не ровен час, сквозь занавески просочится, прямо на Пречистенку окна-то выходят…

— По-другому не получится. — Катерина осмотрела стол, заваленный картонными папками, два уходящих под потолок застекленных шкафа и массивный крупповский сейф в углу. — Я и при свете не сразу найду…

— Ежели вовсе найдешь. Катя, поклянись, что через полчаса рвем когти. Не в охоту по-глупому-то сгореть…

Катерина не отвечала, отгородив свечу от окна огромной книгой и сосредоточенно роясь в бумажных завалах на столе. Валет вздохнул, пожал плечами и бесшумно, как кот, пошел по блестящему паркету к громаде сейфа.

Про себя Катерина благодарила бога за то, что Анна, полностью утратив самобладание в тот вечер, когда они были вдвоем, рассказала ей обо всем. Вернее, Катерина, воспользовавшись ситуацией, вытянула из сестры необходимые сведения. Расчет ее был верным: полчаса спустя Анна, выпив лошадиную дозу лавровишневых капель, пришла в себя и принялась умолять младшую сестренку ни во что не вмешиваться и — самое главное! — не искать никаких встреч с Анциферовым: «Катя, ты даже не представляешь, какой это страшный человек!» Катерина пообещала, сказав, что даже она не рискнет соваться в такое опасное дело. Анна вроде бы поверила, хотя за минувшую неделю, встречаясь с сестрой у нее дома, Катерина то и дело ловила на себе ее подозрительные взгляды.