денег. Но, в принципе, это возможно. Лично я подозреваю, что кое-кто из африканских диктаторов уже пытался это сделать. Но, очевидно, у них ничего не вышло.

— Что вы имеете в виду?

— Люди, контролирующие международный рынок оружия, не заинтересованы в том, чтобы одна из сторон конфликта стала слишком сильной. Видите ли, это плохо для бизнеса. Вот почему они не продадут ядерную бомбу диктаторам в Африке.

— Но «Аль-Каида» может ее купить?

— Конечно, только через посредников. Но да, я думаю, что в случае с «Аль-Каидой» это было бы возможно.

— А как насчет других террористических группировок? Баскских сепаратистов? ИРА?

— У басков не хватит денег, а по поводу ИРА, не думаю, чтобы они зашли так далеко. Они знают, что в какой-то момент им придется помириться с англичанами. В любом случае, ни у одной из организаций нет причин взрывать такой город, как Карлсруэ. Разве я не прав?

— Кто же это может быть?

— Вы хотите спросить, кто, кроме исламистов? Честно говоря, я не знаю.

— Сколько стоит купить ядерную бомбу?

— Я не могу назвать точную цифру, я не торговец оружием. Но, по моим прикидкам, что-то около миллиарда евро.

— Большое спасибо, герр Грюндлер. Вы мне очень помогли.

— Не за что, фрау Фаллер. Если вам понадобится дополнительная информация, звоните мне в любое время.

— Будем на связи. До свидания.

Фаллер повесила трубку. Один миллиард евро. На первый взгляд, колоссальные деньги, но, если задуматься, как пугающе мало было нужно, чтобы уничтожить целый город и ввергнуть страну в хаос. За свою жизнь она общалась с дюжиной людей, у которых были такие деньги. Одним из них был Хайнер Бенц.

68

В пустом складском помещении было холодно и сыро, пахло мочой. Герд Везель трясся как осиновый лист; то ли от страха, то ли от негодования. Один из двух мускулистых парней, которые привезли его сюда, стоял рядом с инвалидным креслом, к которому его привязали грубыми веревками. Другой черной краской из баллончика наносил на стену граффити: перечеркнутую свастику, а под ней — размашисто: «Смерть всем нацистам!»

— Что это? — просипел Герд, удивляясь собственному голосу, который вдруг сделался тонким и слабым. — Зачем вы меня сюда притащили? Я вам ничего не сделал.

Качок рядом с ним ничего не ответил. Он был высокого роста, со светлыми волосами, постриженными машинкой до миллиметровой длины. Час назад эта парочка заявилась в палату Герда, положила его на носилки и погрузила в фургон. У Герда, чье сознание было затуманено обезболивающим, не хватило сил спросить, куда его везут. Фургон пересек весь город и остановился на территории заброшенного завода. Герда пересадили в кресло-каталку и привязали. Он даже не пытался сопротивляться.

Как могло случиться, что эти террористы смогли ворваться в пансион ПНН и похитить его средь бела дня? Или же они не были террористами? Действовали ли они от имени Людгера Фрайманна, которого он до сих пор считал своим другом? По крайней мере, оба не были похожи на исламистов. Неужели эти ботинки «парашютист», кожаные куртки и бритые головы — всего лишь маскировка? Или же эти парни были исполнителями какого-то особо коварного плана, а он — всего лишь марионеткой в руках безжалостного манипулятора? Марионеткой, которую теперь за ненадобностью выбросили на помойку. Но он же делал все, о чем его просили! Он все сделал правильно!

Герд вспомнил теплую улыбку Людгера, его умные глаза. Ему трудно было свыкнуться с мыслью, что вся эта доброта была лишь маской, за которой скрывалась холодная, не знающая жалости расчетливость. «Вы должны понимать, что по собственной воле стали орудием праворадикальной партии». Вчера он даже не догадывался, насколько была права та журналистика.

Пазл сложился. Людгер Фрайманн забрал его из больницы, выхаживал и пичкал лекарствами, доставил на вертолете в Эттлинген, чтобы он смог выступить там и подкупить людей своей историей. Все заверения доктора Адама были ложью, Герд подозревал это с самого начала. Его лучевая болезнь прогрессировала, жить ему оставалось несколько недель. Лекарства никак не могли ему помочь, их давали ему лишь для того, чтобы он дотянул до выступления. Теперь, когда он стал расходным материалом, его принесут в жертву партии. Его называли героем. А разве есть лучший конец для трагического героя, чем погибнуть от рук врагов Германии? Он станет мучеником, символом национальной гордости, немецким Че Геварой.

Катастрофа, подобная той, что произошла в Карлсруэ, с трудом поддавалась осмыслению, люди были растеряны и сбиты с толку, но убийство национального героя приведет в ярость даже последнего скептика, объединит страну во всеобщем возмущении и бросит миллионы людей в объятия ПНН. Планировал ли Людгер все это с самого начала? Или это был экспромт, реакция на неизбежный перелом в настроении общества в результате бессмысленных актов насилия, о которых ему рассказывала журналистка? Он не знал, но подозревал, что Людгер Фрайманн никогда ничего не делал просто так.

Тем временем второй качок заканчивал свое граффити. Он вывел на стене «Месть за жертв поджогов», а еще «Карлсруэ был только началом»! Затем сходил к фургону и вернулся с канистрой бензина. Герда охватила паника. Он знал, что в любом случае его дни сочтены, но ему отчаянно захотелось жить.

— Пожалуйста! — закричал он. — Пожалуйста, отпустите меня! Я ничего не скажу!

Молодчики не удостоили его и взглядом. Один из них скрутил крышку с канистры и вылил содержимое на Герда. Холодная жидкость пропитала одежду, в нос ударил резкий запах бензина, от которого у него закружилась голова, и помутнело в глазах.

— Нет! — крикнул он. — Пожалуйста, не надо! Только не огонь!

Голос оборвался, а тело задергалось в конвульсиях.

— Пожалуйста, сначала убейте меня! — взмолился он. Наконец один из них, доставая из кармана коробок спичек, посмотрел на него. В глазах пробежало некое подобие сожаления, но лицо осталось бесстрастным. Герд отчаянно дергался, пытаясь разорвать или ослабить веревки, но они держали его крепко.

— Пожалуйста, не надо! — крикнул он в последний раз. — Пожалуйста, пожалуйста, не надо!

Мужчина зажег спичку и бросил ее на инвалидное кресло, но она с легким шипением потухла. Он что-то буркнул, достал бумажный носовой платок, окунул его в лужу на полу, поджег и небрежно бросил на колени Герду. Герд услышал короткий глухой звук, как будто кто-то зажег газовую плиту. Его тут же окутало синеватое пламя. В первое мгновение он не почувствовал ничего, кроме дуновения теплого ветерка на щеках. В голове мелькнула абсурдная надежда, что бензин просто сгорит, не причинив ему вреда. А затем пришла боль.