— Эри не любит религию, у нее на то свои причины. А мы… словом, ты же всю историю знаешь сам. Мы ее оставили на Соде, где с религией было не очень хорошо. Она про это вспомнила в очередной раз, ну и вот. И нам врезала, и сама расстроилась.

Саб тяжело вздохнул, покачал головой.

— Религия — это страшная штука на самом деле, — произнес он. — Очень страшная.

— Почему? — с интересом спросил Пятый.

— Потому что старается подменить собой веру, — пожал плечами Саб. — Я, знаешь ли, и сам какое-то время…

— …работал богом смерти, и что с того? — Пятый нахмурился.

— Да то, что я имел счастье видеть, как это всё зарождается, и какие формы потом принимает. У нас последователи Яхве приносили человеческие жертвы, резали, убивали, да еще и лгали напропалую. А те, которые шли за нашим пантеоном… думаешь, они вели себя лучше? — Саб грустно усмехнулся. — Как же. Будет связь, спроси Ита или Скрипача про Наэля. Мне по сей день стыдно, честно. Очень стыдно. И за то, как я себя тогда повел, и за то, что с Наэлем сотворили последователи… той религии, представителем которой я был. Понимаешь?

— А сам ты не хочешь рассказать? — спросил Пятый.

— Нет, не хочу, — покачал головой Саб. — И не буду. И не проси.[1]

— Ладно, — сдался Пятый. — Слушай, я пойду, покурю, и приведу этих ненормальных. Нашли, блин, время и место для выяснения.

* * *

Вернулись они втроем спустя пятнадцать минут — служба к тому времени уже давно началась. Эти пятнадцать минут они провели, сидя на бревнышке, и утешая Эри, которая, по ее словам, «что-то расклеилась», но, выкурив две сигареты подряд, все-таки нашла в себе силы успокоиться и собраться. Шилд, разумеется, тоже активно принимал участие в утешении хозяйки: забрался к ней на руки, урчал, бодал головой её подбородок, а под конец развернулся, и Эри получила по лицу несколько раз хвостом, что насмешило сперва её саму, а потом и Лина с Пятым, которые попытались спихнуть кота, но кот спихиваться не пожелал категорически, и принялся полушутя полусерьезно от них обороняться, махая лапами и шипя. В результате вся компания пришла в нормальное расположение духа, и к Сабу явилась уже во вполне хорошем настроении.

— Ну, чего тут? — спросил, подходя к Сабу, Лин.

— Всё спокойно, — ответил Саб. — Служат. Надо сказать, это совсем не похоже на то, что я до этого видел.

— Почему? — удивилась Эри.

— Сама посмотри, поймешь. Очень многое зависит от того, каким своего бога видит тот, кто в него верит.

— То есть верующий? — уточнил Лин.

— Нет. Без ярлыков, пожалуйста. Именно тот, кто верит — а это несколько другое. Впрочем, неважно. Так вот, они… — Саб задумался. — Они сейчас искренне радуются за то, что бог спасся, и у него все хорошо. Кстати, по их версии бога никто не казнил. Его спасли из тюрьмы люди, он потом долго прожил, скитался, правда, и был гоним, но он выжил, был излечен своей женой Марией, и завел двенадцать детей, которые стали потом основателями двенадцати царских родов.

— Ничего себе! — Пятый покачал головой. — До этого я не дочитал.

— И очень зря, — упрекнул Саб. — Ит и Скрипач вам потом влепят неуд за то, что не ознакомились с тем, с чем надо знакомиться в первую очередь. А именно — с условиями мира пребывания.

— А как же грехи? — несказанно удивилась Эри. — Ведь это, если я правильно помню, основная догма…

— Здесь — нет, — пожал плечами Саб. — Здесь грехи есть только по факту самого греха. Почитайте потом, зачем сейчас это обсуждать? Давайте лучше посмотрим.

А посмотреть было на что. Служба, которая сейчас происходила на берегу, отличалась от тех, что до этого видела Эри — и отличалась довольно сильно. В ней было больше… Эри задумалась… больше эмоций, что ли? И служители, и хор рассказывали сейчас прихожанам историю чудесного спасения бога из темницы, и, кажется, искренне сопереживали ему. Над неподвижной водой летели сейчас голоса: хор, читки, которые произносили служки, и густой бас Амвросия, ему вторило слабое эхо, и сотни тихо повторявших молитвы голосов стоявших на берегу людей.

— Красиво… — зачарованно прошептал Лин. — Слушайте, а это же и правда очень красиво.

— Сейчас «славься» запоют, вот действительно красота получится, — тоже шепотом ответил откуда-то сбоку Михаил. Оказывается, он давно уже стоял неподалеку, и тоже слушал — на лице его блуждала легкая улыбка, глаза блестели. — Смотрите.

Огни, коих на берегу было немало, постепенно гасли, приглушались, голоса постепенно стихали — Саб, который со старого диалекта переводил с легкостью (прошлый агентский опыт пригодился всё-таки), шепотом объяснил Эри, что сейчас они спели о том, как господь сидел в темнице, скорбел, и ждал кончины, мысленно прося прощения у всего мира, который не сумел спасти. Это Амвросий поет, объяснил Саб, его роль в службе главная, он передает всем то, о чем страдал господь, и что чувствовал. Он сожалел о заблудших людях, о покинутых чадах своих, о слабых духом, о порочных, не вставших на путь, о лживых и грешных, которые не сумеют теперь искупить вины.

— Во, сейчас, — шепнул Михаил. — Сейчас.

Огни на берегу погасли почти полностью, только у помоста светились неярко красноватым светом две маленькие лампады. И тут…

Сперва всем показалось, что над озером невесть откуда появился рой гигантских пчел — пространство стало заполнять, всё усиливаясь, тяжелое, низкое гудение, и только спустя несколько секунд стало понятно, что этот звук издает хор, который тянет букву «м», постепенно повышая тон, медленно, очень медленно; дыхание певчие брали по цепочке, поэтому звук не прерывался, он креп, усиливался, волнами поднимаясь всё выше, и вскоре вместо «м» появилось уже «аааааа», которое мгновенно разбилось на квартсекстаккорд, и несколько высоких женских голосов, колоратурных сопрано, в унисон пропели «сла-вся», квинтой, во второй октаве… Эри, сама не замечая, что по щекам ее текут слезы, сделала шаг вперед, и в этот момент, как по мановению волшебной палочки, на берегу вспыхнул свет, а вода в озере пришла в движение.

* * *

Никогда прежде никто из них не видел подобного, да и не ожидал увидеть — Саб, например, почему-то считал, что церковь будет подниматься постепенно, медленно, не производя при этом ни большой волны, ни резких звуков, но Саб ошибался. Вода в озере дрогнула, пошла рябью, а затем ровнехонько посредине озера ее словно что-то ударило снизу, сильно, мощно — и вверх поднялась водяная линза, которая тут же распалась на мириады капель, уступая дорогу стремительно взмывающим вверх темным куполам.

На берегах закричали, замахали фонарями, свет загорелся еще ярче; отец Амвросий, а за ним служки и хор, спустились с помоста, выстроились установленным порядком, и медленно, торжественно, не прекращая петь, двинулись вдоль озера; за ними стала выстраиваться процессия, люди вставали в неровную колонну, и шли следом.