― Внук? ― переспрашивает Кирстен.

Брови Ван дер Хивера взлетают вверх.

― Ты не рассказал ей?

― Зачем бы я стал ей рассказывать? ― сердито спрашивает Джеймс. ― Зачем бы я стал вообще кому-то рассказывать?

Его слова повисают в воздухе: от осознания у Кирстен закружилась голова.

― Отец?

Она смотрит на Джеймса.

― Он твой отец?

― Не я его выбирал, ― выплевывает Джеймс. ― Я порвал с ним все отношения, как только я понял, чем он занимается. Но это… такого я не мог себе представить.

― Не ты выбирал, ― произносит доктор. ― Действительно. Это был мой выбор.

― Что?

― Мой выбор быть твоим отцом. Ты был первым из семерки девяносто первого года, избранный для внедрения в программу клонотипа. Тебя похитили… первым.

Кирстен думает о списке, о фотографиях в ее голове, видит код последнего человека в списке: номер семь. Видит цвета и узнает дату рождения Мармелада. Так значит, его тоже похитили, понимает она, он тоже был жертвой. Похищен, а затем использован для заманивания других. Детская версия Стокгольмского синдрома.

Джеймс хлопает ресницами.

― Я один из семи? ― спрашивает он в потрясении. ― Я не связан с тобой биологически? Мы не делим одну кровь?

Что-то темное и тяжелое исчезает с его плеч, тени покидают его лицо.

― Я… заботился о тебе, ― говорит Ван дер Хивер. ― Я не повторял ошибок своего отца. О тебе всегда хорошо заботились.

― Ты жестоко обращался со мной, ― говорит Джеймс.

― Я никогда не поднимал на тебя руку.

― Ты использовал меня, как приманку, ― говорит Джеймс. ― Я был ребенком.

Кирстен рассматривает младенца, уснувшего в ее руках. Его энергия напоминает энергию Джеймса, она оранжевая (Засахаренная Миннеола). Свежая, острая, сладкая. Мини-Мармеладка. Она ощущает прилив нежности.

― Так что теперь у вас есть выбор, ― говорит доктор. ― Вы можете забрать своего ребенка, выйти из дверей и никогда не оглядываться назад. Покуда вы храните секрет проекта «Генезис», ни одному из вас троих не причинят вреда. Мы будем присматривать за вами…

― Следить за нами, ― поправляет Джеймс.

― Да, следить за вами. И удостоверяться, что вы в безопасности и что жизнь… не приносит хлопот.

― В чем подвох? ― спрашивает Кирстен.

― Никакого подвоха, если вы хотите сотрудничать.

― А если нет?

― Тогда мы заберем ребенка.

― Как вы забрали нас, ― говорит Кирстен.

― Как мы забрали вас. Ради общего блага.

― Мне тяжело поверить, что вы просто позволите нам уйти отсюда, ― говорит Сет. ― Что вы умалчиваете?

― Я сказал, что позволю Кирстен и Джеймсу уйти с ребенком. Вас же мы не можем отпустить. С вашей историей, контактами в «Альба»… мы просто не можем так рисковать. Я уверен, что вы понимаете.

Сет кивает.

― Нет, ― произносит Кирстен.

― Это хорошая сделка, ― говорит Сет. ― Если бы я был тобой, то согласился бы.

― Ни за что, ― говорит она.

― Не то чтобы для вас это стало концом, мистер Деникер. Вы будете работать на нас, ― говорит он Сету. ― Химинженер с вашими способностями будет ценным вкладом в проект. Вы выберете себе часы работы: мы заплатим вам сторицей. Не то чтобы вы нуждались в деньгах. Все здесь бесплатно. И у вас будет замечательная компания в лице этой журналистки, которой тоже придется остаться.

― Но мне придется жить… под землей ― буквально ― всю оставшуюся жизнь?

― На обозримое будущее, да. Пока люди не поймут и не примут нашу работу здесь. Это не так ужасающе, как звучит. Думайте об этом, как о… жизни в первоклассном отеле, в котором идут навстречу всем вашим желаниям.

Доктор достает указку из кармана лабораторного халата и включает голограмму. Это как брошюра отеля в 4D: изображение красивого, безупречно обставленного номера, а следом другие фотографии.

― У нас есть бассейн с подогревом, солярий, холлы с деревьями для прогулок на природе. Кино, игры, обслуживание номеров двадцать четыре часа в сутки. Как бонус, у вас будет личный ассистент, который убедится, что все ваши потребности удовлетворяются. Маутон, напомни мне, как зовут ту молодую леди?

― Фиона, ― отвечает Маутон. ― Фиона Боутс.

Лицо Сета покрывается румянцем.

― Подробности станут известны, как только вы устроитесь.

Доктор выключает проектор.

― У вас также будет доступ ко всему этому, ― говорит он, жестом показывая на лабораторное оборудование. ― Все, что вам нужно. У нас есть оборудование, в существование которого вы не поверите.

― Но я буду вашим узником.

― Вы думаете о плохом вместо того, чтобы ― что крайне важно ― видеть в этом луч надежды. Я даю вам ― даю всем вам ― выход. Уникальная милость. Я бы посоветовал вам серьезно об этом задуматься.

― Пятизвездочная тюрьма с привилегиями или смерть, ― говорит Сет. ― Пожалуй, я выберу тюрьму и посмотрю, как все это работает.

― Ты не можешь работать на них! ― говорит Кирстен. ― Они представляют собой все, что ты ненавидишь.

― Ты не слышала другие варианты? ― спрашивает Сет. ― Ты бы предпочла смерть?

― Конечно же, нет. Я просто подумала… просто думаю, что ты бы предпочел смерть вместо этого. Вместо них.

― Тогда ты переоцениваешь степень моей моральности. Или недооцениваешь мою волю к жизни.

Когда они возвращаются в логово, Кирстен видит, что глаза Кеке закрыты. Без предупреждения, Джеймс нападает на Маутона, пытается его свалить, тянется к пистолету в его руке. Маутон ревет. Кирстен бросает ребенка на диван, ей нужны обе руки, чтобы освободить Сета от наручников. Доктор, сейчас находящийся за своим столом, спокойно открывает ящик стола, достает блестящий пистолет, снимает его с предохранителя. Маутон, разъяренный тем, что видит, что у Кирстен есть ключи от наручников Сета, наставляет на нее пистолет и стреляет.

Выстрел сбивает ее с ног, она ощущает внезапную тяжесть в груди и распространение ненормальной теплоты. Она почти оглохла, но слышит плач ребенка, будто он находится за стеной. Она не видит, не может дышать. Ее грудная клетка в огне. Мятная легкость: жгучая грусть. Ребенок ― ее ребенок ― плачет.

Так ощущается смерть.

Она ждет облегчения или чего-то наподобие. Вместо этого она чувствует, как ее сердце расширяется, рвется на части. Она пытается дотянуться до своего ребенка, но не может двигаться. Она ждет наступления