— А где хозяева? — спросила она у Брошкина, проходя в комнату.

— Не знаю, — тот пожал плечами, — сбежали, наверное. Когда мы приехали сюда, здесь уже никого не было. И продуктов — шаром покати. Даже шнапса не оставили. Только то, что с собой привезли. «Да, наши товарищи озабочены только одним, как бы поесть, — насмешливо подумала про себя Лиза, — больше их ничего не волнует». Она подошла к окну. Сделала знак Бородюку и солдатам, чтоб зашли. Еще раз взглянула на холмы напротив. После пребывания в партизанском лагере Савельева и подпольной работы, пусть и короткой, в Минске, она теперь большое внимание уделяла наблюдению, улавливая мелочи. Это превратилось почти в привычку. И такая мелочь, что особисты прибыли в пустую деревню, не обнаружив здесь ни единого человека, и более того, никаких следов поспешного ухода жителей, показалась ей подозрительной. Ведь если бы жители испугались прихода русских и бежали, они бы не собирались так тщательно, что даже ни единого сухаря не оставили. Лишь пустые дома, даже мебели в них почти нет. А что если жителей эвакуировали сами немцы? Но когда, зачем? «Все это более чем странно», — решила Лиза и еще раз только удивилась тому, что майора Брошкина подобные факты не наводят на размышления.

— Лизавета, значит, звать тебя, — обратился к ней Брошкин. Он разбросал несколько пачек с документами, накрыл их плащ-палаткой, устроив своеобразный диван. — Ну, садись, — предложил он, — поговорим. Может, по пятьдесят грамм? У нас еще осталось.

— Нет, благодарю, — строго отказалась Лиза, давая понять, что посторонние разговоры, а уж тем более прочие вольности, неуместны. — Вы мне покажите, товарищ майор, какие документы вам необходимо перевести, и я займусь делом. А то скоро стемнеет, мне бы хотелось еще сегодня вернуться к генералу Лавреневу.

— Да ты что, деточка, — Брошкин беззастенчиво хлопнул ее по коленке, — ты у нас надолго! Вон она вся груда, — он указал на документы, сваленные кучей в углу, — вот ее и надо перелопатить. Да еще в соседней комнате. Недельку посидим в теплой компании, — он подмигнул остальным, и они как-то неприятно захихикали.

— Я очень сомневаюсь в этом, — отрезала Лиза, прекрасно понимая, что они разыгрывают ее. — Сегодня вечером, в крайнем случае завтра, я уеду. Имейте в виду, генерал отпустил меня максимум на два дня. И если вы не выполните все, что намечено в этот срок, пеняйте на себя. Я исполняю приказы генерала, а не ваши, простите, товарищ майор.

— Крута, — Брошкин разочарованно покачал головой, — а я думал отдохнем, расслабимся. Ладно, Коля неси там, вон у окна лежит папочка с грифом «совершенно секретно», пусть Лизавета Григорьевна нам прочтет да запишет что там к чему.

Молодой особист с погонами старшего лейтенанта подошел к пачке бумаг, встряхнул их, с самого низа выпала газета, видимо, она приклеилась к пачке. Лиза быстро подняла ее. Развернула — «Доннерстаг цайтунг», 24 ноября 1944 года.

— Это было в документах? — она повернулась к майору. — Вы их перебирали, смотрели?

— Да, смотрели, а что такого? — Брошкин только пожал плечами, ковыряя ногтем мизинца в зубах. — Газетка эта на полу валялась, к документам она вообще никакого отношения не имеет.

— Валялась в доме? — спросила Лиза настороженно.

— Да, — все так же скучно отвечал особист. — Тут еще несколько было. Мы в них отходы завернули. А что?

— Да, так, ничего, — Лиза пожала плечами и, свернув газету трубочкой, стукнула ею по ладони. — Они все за сорок четвертый год, позвольте спросить?

— Да какая разница, — Брошкин махнул рукой. — Коля, куда ты их отнес? В сад? Поди взгляни, какого они года, вот капитан шибко интересуется, — он взглянул на Лизу почти с издевкой, но она выдержала его взгляд. — Хотите почитать фашистских борзописцев? — поинтересовался майор.

— Хочу, — ответила она спокойно, — хочу сказать вам кое-что, товарищ майор. Но чуть погодя.

Старший лейтенант вышел из дома и спустя несколько минут вернулся.

— Да, товарищ майор, все газеты сорок четвертого года, только еще более ранние, чем эта.

— И что? — не понял Брошкин, уставившись на Лизу.

— А то, товарищ майор, — ответила она, задумчиво глядя в окно, — вы не думали, что жители ушли отсюда как раз в ноябре сорок четвертого или чуть позже, а не перед приходом советских войск? Будь иначе — мы нашли бы прессу посвежее. Зачем им старые газеты хранить, какой в них прок?

— Но даже если в сорок четвертом, — Брошкин, наконец-то сообразив, нервно заерзал на плащ-палатке, — что с того?

— А то, что их эвакуировали сами немцы, — ответила Лиза. — И если это так, то можно предположить, что они рассчитывали использовать эту местность и наверняка расположили рядом какой-то важный объект. Скорее всего, он до сих пор находится здесь, и его охраняют. Не бросили же немцы его. А вы даже не позаботились об охране, расселись, как у тещи на блинах, всякую чушь городите! — добавила она в сердцах.

— Да, товарищ капитан, а ты, может быть, и права, — сдвинув фуражку, Брошкин почесал затылок. — Ты, я гляжу, сообразительная, случайно не из НКВД? — спросил он с подвохом.

— Я из штаба маршала Рокоссовского, подчиненная генерала Лавренева, военный переводчик, — ответила ему Лиза жестко, она отдавала себе отчет, что Брошкин — не тот человек, которому следует знать слишком много. — Если вы запамятовали, товарищ майор, так позвольте напомнить. А то, что вы не замечаете элементарных вещей, которые вам положено по роду вашей службы, так то, простите, ваш просчет.

— Отгони машину в укромное место, — приказала она Бородюку, — замаскируй ее и не своди глаз. А вы, — обратилась она к бойцам, приехавшим с ней, — займите позиции в саду, так чтоб обзор был, и наблюдайте за округой. Мы долго здесь не задержимся. Нечего нам здесь долго делать. А вы — как хотите, — она бросила взгляд на заметно посерьезневшего майора. — Давайте документы, — сказала она ему, — я буду переводить, вы записывайте, и нечего терять время. А то можно схлопотать приключений, каких не ждали.

Документов оказалось много, но беспечное настроение особистов явно улетучилось. Теперь они и сами торопились, видимо, желая уехать из Хайма побыстрее. Глядя на них, Лиза была уверена, что все они — люди сугубо тыловые, привыкшие идти по следам наступающих частей, в уверенности что ничего особенно страшного с ними не случится. Ну, постреляет пара бандитов, ну, подвернутся какие-нибудь отставшие при отступлении немцы. Но они и сами боятся, только и глядят, чтоб не наткнуться на особистов. Сразу убегают, как только столкнутся.

Насчет майора Брошкина Лиза еще сомневалась, все-таки несмотря на расхлябанность он производил впечатление опытного человека, только изрядно расслабившегося. Но остальные… Среди них, конечно, не было ни одного особиста сорок первого или сорок второго года, которые заменяли собой погибших боевых командиров, ложились под немецкие танки, обернувшись связкой гранат, уходили в леса, организуя партизанские отряды. Безжалостно расстреливали трусов и дезертиров. Эти не привыкли наступать и побеждать. И потому, только услышав об опасности, которая может им угрожать, сразу струхнули не на шутку. От победоносного их гонора не осталось и следа. Они все время выглядывали в окна, то и дело бегали на двор, то ли по нужде, то ли прислушиваясь, нарочито громко смеялись, словно их пугала тишина. Даже завели патефон, чем вызвали ярость командира, который приказал немедленно «заткнуть эту шарманку».