Так как ее закрывала занавеска, врачи смотрели лишь на обработанный участок груди, который им предстояло резать. Ее прежде напуганное лицо теперь было доступно лишь анестезиологу, для остальных она стала девочкой N с неестественного цвета кожей и больше не вызывала эмоций.

В углу операционной врачи тщательно вымыли руки, обработали их антисептиком и утянули завязки на одежде. Камера, закрепленная над грудью пациентки, транслировала происходящее на экран, увеличивая все в несколько раз, чтобы присутствующие хорошо видели, что делает хирург. Сердце обычного ребенка было размером с кулак взрослого, у этой девочки – размером с мандарин. Звезда операции, Мартин Костольны, должен был подойти позже, чтобы сделать самое сложное: прорезать аорту, через клапан добраться до левого желудочка и устранить закупорку.

В ряд лежали ножницы. В углу начали отсчет электронные часы. Я сидела за аппаратом искусственного кровообращения. Клубок его красных трубок походил на спагетти.

В 10:30 в операционную незаметно вошел Мартин Костольны, а хирурги в это время полностью открыли розовато-белое сердце в пятнах крови.

– Все дело в командной работе, – прошептал он мне, указав на своих коллег.

Пришло его время заступать на службу. Комната погрузилась в тишину: врачи полностью сосредоточились на процессе, по комнате разносился лишь писк аппаратов. Если перфузиолог[52] начинал шептать или кто-то другой говорил слишком громко, Мартин молча пресекал лишние реплики взглядом. Он аккуратно срезал очередной слой ткани и стал работать с камерами: в учебниках все разукрашено в красный и синий цвета, но в реальной жизни (по крайней мере для меня) сердце выглядело однородным и непроницаемым, как кусок говядины.

– Я не стал бы говорить это хирургам, но они действительно знают, что делать, – прошептал перфузиолог.

В 11:00 пришло время начать искусственное кровообращение, чтобы аппарат взял на себя функции сердца по перекачке крови и Костольны смог его разрезать. Благодаря волшебной машине с 13 отдельными экранами операция на открытом сердце зачастую проходит успешно. Впрочем, важны не сами экраны, а перфузиолог, который должен понимать, что отражено на каждом из них. Аппарат искусственного кровообращения отводит кровь от сердца, прогоняет ее через аппарат, где она насыщается кислородом в искусственных легких, и перекачивает ее обратно в организм.

– Управление аппаратом искусственного кровообращения похоже на пилотирование самолета вручную, – сказал мне главный перфузиолог, улыбчивый Алекс Робертсон, когда мы с ним были в его кабинете, находившемся рядом с операционными. Он ел один из тостов с вареньем, приготовленных на кухне для персонала. – Если вы пилотируете самолет и отвлекаетесь, работа быстро возвращает вас в реальность, обеспечивает вам хорошую встряску, – засмеялся он. – А наши повседневные задачи не должны оказывать на нас такого эффекта.

Алекс работал в Грейт Ормонд Стрит больше 20 лет, поэтому ему стало интересно, был ли он на операции Джоэла. Он даже откопал записи, чтобы проверить.

– Нет, – невозмутимо сказал он. – Кайри – так звали человека, остановившего сердце вашего ребенка.

Прошлым вечером Алекс ушел в 22:00, а в 6:30 вновь был на работе.

– Мы, бесспорно, делаем нечто важное, – сказал он мне. – От этого знания мне становится проще дотащить свое жалкое тело до больницы.

Алекс так и не понял, почему некоторых детей он помнит, а других забывает. Будучи перфузиологом, он не контактирует с семьей ни до процедур, ни после.

Несколько десятилетий назад первые кардиохирурги могли остановить сердце лишь на три минуты, после чего следовали необратимые повреждения головного мозга (18). Как можно было продлить это время, чтобы появилась возможность работать? Одним из вариантов стал сердечный обход. Первые примитивные попытки в начале 1950-х годов предпринимались с помощью насоса, который прогонял кровь пациента через легкие четырех мартышек, убитых незадолго до процедуры, чтобы насытить кровь кислородом. Попытки оказались провальными – пятеро детей с тетрадой Фалло, подвергшиеся этой операции, скончались (19).

Еще одна идея состояла в том, чтобы охладить пациента перед операцией. Если зимой человек пропадает на несколько часов или лежит на улице всю ночь и при этом кажется мертвым, часто, чтобы привести его в чувства и «оживить», нужно его согреть. (У врачей существует поговорка: «Вы не мертвы, если вы не теплый и мертвый».) В начале XX века операционные столы для детей были прогреты, а комнаты хорошо отапливались (20), но к середине века хирурги воспользовались тем обстоятельством, что при охлаждении тела замедляется метаболизм, а значит, человеку требуется меньше кислорода и питания. Когда тело охлаждено, оно лучше справляется с уменьшенным кровоснабжением, какое-то время может протянуть совсем без него.

Первая успешная операция на открытом сердце с использованием аппарата искусственного кровообращения была проведена для исправления ДМПП у 18-летней девушки. В наши дни время, на которое можно остановить сердце, составляет примерно четыре часа, более того, в особенно сложных случаях человека можно продержать в таком состоянии еще в течение трех часов (21).

В операционной была установлена настолько низкая температура, насколько могут вынести люди, одетые в одноразовую больничную одежду. Я наблюдала за тем, как оживает аппарат искусственного кровообращения, прикрепленный канюлями к сердцу ребенка, как вибрируют широкие синие трубки из пластика, перекачивая жидкость. Сердце все еще билось с нормальной скоростью. Пришло время его остановить.

Костольны пережал аорту, перекрыв кровоток в коронарные артерии: практически так же бывает при обширном инфаркте. В тот же момент он наполнил сердце богатым калием кардиоплегическим раствором, чтобы его остановить[53]. В течение примерно двух секунд я наблюдала, как сердце девочки билось все медленнее, пока совсем не остановилось и не обмякло, как проколотый футбольный мяч.