— Ты должен поклясться, что, покуда я здесь, ты не тронешь моих владений. И еще — ты не станешь нападать на меня в первые сорок дней после моего возвращения отсюда.

— Хорошо, эн Ришар, — обиженно надувая губы, промолвил король Франции. — Вот, в присутствии моих главных военачальников, графа Анри де Шампаня и герцога Гуго де Бургоня, клянусь не нападать на твои владения и не воевать с тобой первые сорок дней, когда ты вернешься отсюда. Если, конечно, ты вернешься, эн Ришар, в чем я весьма сильно сомневаюсь.

— Благодарю за клятву и за искренность. Прощай, дорогой Филу, да будет гладкой спина Нептуна.

— Счастливо оставаться, эн Ришар Кёрдельон, — с презрительной усмешкой ответил Филипп-Август, и на том они расстались. Ричард вскочил на своего Фовеля и не стал смотреть, как французский король будет садиться на корабль. Увидев австрийского герцога Леопольда, он узнал, что Леопольд тоже покидает Святую Землю, увозя своих австрийцев.

— Зачем приезжал, спрашивается, — усмехнулся Ричард и покинул пристань Маркграфа.

Так во главе крестоносцев остался только один король — Ричард Львиное Сердце.

В эти дни, в конце июля — начале августа, стояла нестерпимейшая жара, воздух плавился, и дышать им было все одно что дышать растопленным горячим воском. Ни о каком походе на Иерусалим не могло быть и речи. Если кто и сможет доехать до Святого Града, удержавшись в седле, он испечется так, что его можно будет подавать к столу в качестве жаркого. Томление, владевшее душой короля Англии, приближалось к концу, с каждым днем душа Ричарда закипала все больше, уже готовая вспыхнуть. Он выпустил одного из заложников, приказав ему отправляться к Саладину и поставить султана в известность, что ежели к Самуилову дню все условия договора не будут выполнены, всех заложников ожидает немедленная казнь.

— И ты выполнишь свои угрозы? — тревожно спрашивала Беренгария.

— Не знаю, не знаю… — отвечал Ричард сердито. — Мне бы этого не хотелось. Полагаю, Саладин достаточно благородный человек и не заставит меня выполнять столь страшные угрозы. Но если он и теперь станет оттягивать час расплаты, я вынужден буду совершить кровавое дело.

Самуилов день приближался, а от Саладина не поступало никаких вестей. Мог бы прислать кого-то и сообщить, выполнит ли он условия договора к двадцатому августа. За неделю до срока к Ричарду явились великие магистры тамплиеров и госпитальеров, Робер де Сабле и Гарнье де Нап. Они стали убеждать его, что следует уже сейчас начать убивать по одному заложнику в день и отсылать Саладину отрубленные головы, чтобы заставить его поторопиться. Ричард задумался над этим предложением и даже хотел было поступить по совету де Сабле и де Напа, и лишь Беренгарии удалось отговорить его.

Наконец наступило двадцатое августа. Жара словно взбесилась — с самого утра начался такой зной, что хотелось сесть на корабль и бежать по морю отсюда, из этого пекла, которое давно уже стало называться по-старому — Сен-Жан-д’Акр. В последние две недели Ричард и Беренгария перебрались-таки в город, где можно было спасаться от зноя в холодных подвалах, и только ночевать отправлялись в Таньер-де-Льон — ночью королевский шатер хорошо обдувался ветром с моря.

Двадцатого августа в шатре невозможно стало находиться сразу вскоре после восхода солнца. Сердитый Ричард и плохо причесанная Беренгария поспешили с холмов Казал-Эмбера в Акру. Первым делом король спросил, не было ли вестей от Саладина. Их не было.

— Черт! Лучше бы опять прыщи! — тихо проскрипел зубами Ричард. Резать заложников ему никак не хотелось, но он предвидел, сколько народу будет его сегодня уговаривать выполнить угрозы.

— Успокойся, дорогой, день еще только начался. Подожди до вечера.

— Кажется, я брал в жены не государственного советника! — вспылил Ричард, а увидев, как Беренгария отпрянула, словно от пощечины, разозлился еще больше. Он попросил жену оставить его наедине с Меркадье, де Дрё и де Бетюном, а вскоре к нему явились Жан де Бриенн и магистр тамплиеров де Сабле в сопровождении сенешаля де Жизора и двух коннетаблей. Вид у всех был суровый, в глазах полыхал благородный гнев.

— Полагаем, что час настал, — коротко объявил де Сабле.

— Следует проявить твердость, ваше величество, — добавил де Бриенн. — Сарацины явно испытывают наше терпение.

— Увы, но, кажется, это так и есть, — сказал Меркадье. — Человек двадцать следует обезглавить и головы послать Саладину. Хоть он и благородный воин, но…

— Мне кажется, можно ограничиться двумя-тремя казненными, — с важным видом заявил Жан де Жизор. Одно лишь звучание его мерзкого голоса тотчас вывело Ричарда из себя.

— Полагаю, что ваше мнение, эн Жан… — сверкнул он глазами на сенешаля, но тотчас осекся. Сквозь пелену гнева у него хватило ума сообразить — негодяй нарочно так сказал, зная, что Ричард поступит вопреки его совету, каков бы ни был сей совет. Если сенешаль Жан советует казнить двух-трех, король Англии обязательно обезглавит две-три сотни. Нет уж, не бывать по-твоему, хитрая жизорская лиса! — Ваше мнение, эн Жан, — стараясь говорить как можно спокойнее, продолжил Ричард, — имеет большой вес. И я к нему, пожалуй, прислушаюсь. Если до вечера сюда не явятся послы от Саладина, на закате я обезглавлю парочку заложников.

— Десять, ваше величество, десять! — настаивал де Сабле.

— Лучше девять, — сказал де Бриенн, — я слышал, это число священно у мусульман.

— Я еще подумаю, — вздохнул Ричард. — А кроме того, господа, я хочу объявить вам: начинайте готовиться к походу.

— Как! В такое пекло? — удивился де Дрё.

— Это безумие, — добавил Меркадье.

— Отнюдь нет, — возразил Ричард. — Знаете ли, с пятилетнего возраста, по аквитанскому обычаю, я воспитывался в хорошей, крепкой крестьянской семье. Особенно я любил хозяйку семьи, мамушку Шарлотту. Эта добрая женщина носила в себе всю сокровищницу народных примет и премудростей. На каждый день года у нее была своя поговорка. Так вот, двадцатого августа она говорила: «Пришел Самуил, лето на зиму поворотил». А сегодня ночью она явилась мне во сне и произнесла эту поговорку. Думаю, это знак, что завтра жара начнет спадать. Послезавтра мы соберем большой военный совет, на котором и решим, двинемся ли мы сразу на Святой Град или сначала завоюем все побережье.

Когда беседа окончилась и все стали выходить из крипты[80], расположенной под церковью Святой Троицы, сенешаль Жан де Жизор, подойдя к Ричарду, поклонился и сказал:

— Думаю, когда у королевы Англии родится сын, она захочет дать ему красивое имя Ренье.

— Отчего это? — удивился Ричард.