— Дыши, Старый. Все равно на нее залезешь. Она упрямая.

— Это точно. Но я детьми не интересуюсь.

— Болтун. Иди, храпи, развалина.

— Грациас, сеньорита.

— Жри на здоровье, сеньор кобель. Кстати, что за фильм о старике Фрейде?

— Вообще-то, я имел в виду научный труд. Книгу. Принести?

— Я скверно читаю. Проваливай.

* * *

Генка вернулся уже к ночи. Мрачный, как мокрый вечер за окном.

— Долго мурыжили, — сказал Андрей. — Аналитики?

— У аналитиков четыре часа просидел. Вернее, пролежал. Час допрашивали, потом дрых у них в комнате отдыха. Начальство ждали. Оно там, где-то на самом верху, заседало. Вообще-то, в офисе напряженно. Во дворе два натуральных БТРа стволами на ворота. А в коридорах охраны больше, чем в госхране. Вроде какая-то попытка подрыва была. Забор покрошило. Тебе Александр Александрович не звонил? Обещался лично подъехать.

— Нет, у нас тишина. Ты иди поешь. Мы тебе ужин оставили.

— Не хочу, там пожрал, — Генка тяжело сел на койку. — Сергеич, я не знаю, когда начальство объявится, потому лучше сам скажу. Я вроде как в отставку собираюсь. Там согласны. Ты прости. Тяжко мне. Много я такой вздернутый не навоюю. Передых нужен.

— Жаль. Ты у нас ударно-штурмовая группа. Но раз нужно, так не парься. Справимся.

— Вроде как дезертирю, — неловко сказал Генка. — Сергеич, честно, мне там сами предложили. Целесообразно. И мне, и ФСПП. И вам с Маней. Они там умные.

— Это точно. Ладно, начальство ждать не будем. — Андрей сходил к себе, извлек из сейфа бутылку «Зимнего десанта».

Приняли по первой. Генка занюхал колбасой и, чуть повеселев, сказал:

— Я, может, еще не скоро отчалю. Это я так, предупреждаю. Чтоб, значит, по-честному. Уж очень не хочется вас с Манькой подводить.

— Пустое. Работа у нас такая, непредсказуемая. Слушай, ты мне по делу ничего не хочешь сказать?

— Нет. — Генка сморщился. — Они сказали, лучше помалкивать. Если, конечно, прямо спросишь, расскажу.

— Не спрошу. В моем возрасте уже понимают, что спокойнее без лишних знаний обойтись. Вообще-то, Гена Иванов, у нас и свои дела еще имеются. Позову Мариэтту?

— Как же без нее? Алексея Валентиновича помянем?

— Он, хотя и полный Беркут был, все же бойцом «29-го» числился. Схожу за красавицей.

— Сергеич, мне вас жутко не хватать будет. — Генка вздохнул. — Ты извини, что не рассказываю. Оно, это дерьмо, вас тоже не обойдет. Уж спите пока спокойно.

— Мерси. Сплю я, правда, уже давно хреново. Может, потому, что догадлив не в меру.

Набрались порядком. Андрей еще помнил, как звонил Сан Саныч, — начальник, правда, сильно не напрягал, понял, что Отделение расслабляется. Помянули ушедших коллег, потом Генка сходил еще за парой посудин. Мариэтта развлекала музыкой, ставя композиции в такой нелепой последовательности, что Генка неизменно начинал ржать. Подтянулись «целлулоидные». Господин Горгон хвалил водку за незамысловатость, потом принес бутыль какого-то, якобы фруктового, пойла страшной поражающей силы. Хеш-Ке наливать больше одной порции старик запретил (после второго стаканчика метиска становилась весьма непредсказуемой собутыльницей). Андрей смешал для сеньориты огромный бокал коктейля с вишневым соком, за что был удостоен благосклонного кивка. Комиссар развлекал дам советами о том, как правильно производить впечатление на мужчин. Разрумянившаяся, ставшая почти такой же неотразимой, как синеглазая живодерка, Мариэтта смеялась, не забывая поглядывать на начальника. Хеш-Ке вполсилы дразнила Генку, неуловимо блистая смуглыми прелестями. Андрей и Горгон неспешно беседовали, не слишком логично перескакивая от проблем складского хранения на самых ярких представительниц слабого пола времен своей молодости. Появилась еще какая-то странная бутылка…

* * *

Просыпаться было тяжело. Андрей, жмурясь, оглядел кабинет. Угу, и никакого подрывного устройства здесь не нужно. Валялись журналы и цветастая шаль, очевидно, аризонско-индейского происхождения. На литровом стакане из-под коктейля виднелась целая радуга отпечатков помады. Надо думать, Капчага демонстрировала красавице со скал достижения современной косметики. Сама Мариэтта обнаружилась в радиоузле — сопела прямо на полу, на разбросанных походных куртках. Здесь же дрых Генка — у этого хватило сил разуться, и боец Иванов спал, по старой армейской привычке, дабы не украли, сунув под щеку новенькие «берцы».

Пересчитав личный состав, Андрей вернулся в кабинет. Оказалось, в углу, на развернутой палатке, спит Горгон. Душегуб приоткрыл глаз:

— Ох, Старый, утро никак?

— Оно. — Андрей пытался выискать в хаосе графин с водой.

— Так идти пора. Славно посидели. Дела, однако.

Горгон ушел строить козни и копить злато, а Андрей спустился в буфет, не ощущая вкуса, выдул бутылку «вечно-жигулевского». Чуть полегчало. Прихватив пиво Генке и минералку коллеге Капчаге, поплелся наверх.

— Отделение, подъем! Время водных процедур и завтрака.

20-26 апреля

ИТАР ТАСС — «Военная помощь странам — участницам ШОС оказывается. Авиация ВВС России наносит ракетно-бомбовые удары по скоплениям террористов».

BBC News — «Самые пессимистические прогнозы падения производства уже оправдались».

«Московский кроманьонец» — «Смерть каждого человека трагична. Смерть нашего коллеги и друга трагична вдвойне».

Носок Андрей отыскал из принципиальных соображений. Предмет туалета оказался запихнут в щель между пуфами, стоящими в конце коридора. Носок пах. Нет, не специфическим ароматом ношеной мужской обуви, а сугубо звериными отправлениями.

— Пристрелю! — сказал Андрей носку.

Носок промолчал с равнодушием давно обреченного, но по коридору раздалась дробь мягких лап. Террорист полюбовался произведенным эффектом и теперь, на всякий случай, улепетывал. Постоянное присутствие окаянного зверя отравляло жизнь «Боспора». Кот был вездесущ. Двери приходилось постоянно закрывать, но облезлый вредитель просачивался неведомыми путями. У Генки был изгрызен ремень и испоганена новая футболка. В пищеблоке воровалось все, не запертое в холодильник. Котяра не брезговал надкусывать и крошить хлебные батоны, лущить пачки пайковых галет, которые из-за полной безвкусности скапливались в кухонном шкафу. В кабинете хвостатый любил полистать служебные бумаги, живописно рассеять их по столу и полу и почесать спину о принтер, от чего на устройстве оставались клочья отвратительной шерсти. Кот был хитер. Его было трудно увидеть, зато обонять следы его присутствия, слышать гнусавое мявканье и нарочитый цокот когтей по линолеуму было легче легкого. Тварь удивляла своей дерзостью и изобретательностью. Генка клялся, что видел, как зверь выглядывал из люка вентиляционного короба. Как нормальный кот может запрыгнуть на высоту двух с половиной метров, было непонятно, но Андрей верил. Котяра был ненормальным. Приходил Горгон, требовал приструнить «крысиное отродье», вздумавшее поточить когти о новый кафтан, всего лишь на мгновение оставленный на спинке кресла. Пепельницу, стоявшую у телевизора на втором этаже, пришлось выкинуть — коту не понравился аромат окурков сигар, и животное как могло улучшало букет. В буфете фойе мерзавец разрыл подносы с бутербродами. Жутковатый сыр, положим, было не жалко, но Андрей с Капчагой провозились два часа, устраняя последствия погрома. Нерешительные попытки изловить животное и отправить завоевывать большой мир помоек, крыш и городских подвалов с замечательными крысками и мышками ни к чему не привели. Войну следовало начинать серьезную: с капканами, минами-ловушками и ночными засадами. Андрей подумывал выписать для данной операции ночной прицел. Но тут категорически возражала Мариэтта. Кот, видите ли, не человек, у него инстинкты, и потому животное за свои действия отвечать не может. У мужской части «КП-29» имелось иное мнение. Котяра был или результатом деятельности тайной лаборатории «Аль-Каиды», или вообще существом потусторонним, выгнанным за мерзкий характер из какой-то периферийной преисподней. Последнюю версию, кстати, подтверждали и «целлулоидные», — по слухам, Хеш-Ке дважды метала в зверя нож, но невредимая тварь растворялась в воздухе с сатанинским мявканьем.