— Все это советская литература!.. И вы сами брали ее читать! А оружие тоже везде кругом города валяется!..

— Тише, успокойтесь! Ваш милейший Егоренков имел постоянную связь с партизанами. Его «ресторан» был местом свиданий партизанских «вождей»…

— Он мог об этом не знать…

— Теоретически, конечно, мог: в его заведении бывали самые различные люди. Но вероятнее, что он знал, возможно, ему за это платили, а, может быть, он им сочувствовал, или имел среди них родственников… Во всяком случае, обстановка такова, что с ним церемониться не станут… А вы не лезьте, Николай Сергеевич, а то и вас не помилуют!.. Впрочем, вероятно, наши разговоры уже бесполезны! — он иронически посмотрел на бургомистра сквозь очки и пустил к потолку затейливую струю дыма.

— Почему бесполезны?

— Потому, что Егоренков, по всей вероятности, находится уже в селениях праведных…

Венецкий вскочил и, не говоря ни слова, быстро вышел, хлопнув дверью.

Владимир Альфредович улыбнулся.

— И-де-а-лист! — проговорил он, покачивая головой и закуривая новую сигарету.

А Венецкий в это время быстро, крупным шагом шел по направлению к чайной.

Завернув за последний угол, он убедился, что слова переводчика были правильны.

Висевшая ранее над дверью доска с самодельной надписью «Чайная Федора Егоренкова» была прибита к соседнему телеграфному столбу, и на нем висел, покачиваясь, сам хозяин чайной Федор Егоренков.

* * *

— Лена! Леночка!.. Это ты?… Остановись, пожалуйста!..

Лена остановилась на узенькой, протоптанной в снегу дорожке. Она не сразу узнала окликнувшую ее бледную, исхудавшую молодую женщину в стареньком овчинном полушубке со сборами и больших растоптанных валенках.

— Галя?!.. Разве ты здесь?.. Я думала, ты давно уехала…

Галя Сукновалова была в детдоме вместе с Леной и училась с ней в одном классе.

Незадолго до войны Галя приехала в Липню вместе со своим мужем, молодым врачом, который был сюда направлен на работу после окончания института.

Мужа Гали Лена тоже знала: он тоже был воспитанником детдома, но на несколько классов старше. Был он лучшим учеником, активным общественником и любимцем всего детдома.

Звали этого общего любица Абраша Вуликес. Был он еврей, а из-за его чудной фамилии школьные товарищи придумали, что он не русский еврей, а испанский; но это, конечно, была шутка.

С самого памятного июля сорок первого года Лена нигде не встречала в Липне ни Абрама Ефимовича, ни Галину Алексеевну и предполагала, что они давно где-нибудь или далеко в тылу у русских, или в Красной Армии, и вдруг сегодня Галя, в прошлом щеголиха и модница, появилась в Липне в деревенских лохмотьях.

— Леночка, помоги!.. Абраша в тюрьме у немцев!..

— Абраша в тюрьме? Но как вы вообще оказались в Липне? Он же был призван в Красную армию?..

— Он работал на призывном пункте в Маркове до последнего дня… И я там была… Потом его взяли в госпиталь, потом он задержался из-за раненых… потом мы поехали вместе и все перепуталось… Он хотел явиться в часть или еще куда-то… я не знаю… но мы попали под страшную бомбежку, а потом оказалось, что всюду кругом немцы… и мы остались… у меня его котюм был гражданский… — сбивчиво рассказывала Галина.

— Где же вы были все это время? — спросила Лена.

— В Новом Завьялове. Ведь в городе у нас все сгорело, а там мы нашли квартиру… и вообще в деревне легче… К Абраше столько народу ходило лечиться… Приносили картошки, молока, даже хлеба… И нас никто не трогал… Лисенков, правда, грозился несколько раз, но мы думали — все обойдется… Он ведь тоже приходил к Абраше лечиться, когда руку обварил… А вчера он приехал с немцами…

Галя расплакалась.

— Да не плачь!.. Расскажи толком, как дело было?… И идем к нам — нечего на улице стоять!..

— Нас аретовали!.. — на ходу сквозь слезы говорила Галина. — Лисенков показал на нас: это юда, партизан… Абрашу так били!.. За что?.. Он никому дурного не сделал!.. Леночка, ты же его знаешь! Один раз приезжали партизаны и его позвали перевязать раненых… Это правда, это действительно было… Но он — врач! Он обязан был оказать помощь раненым!.. Они кричали, что он жид… Но разве он виноват, что он еврей?… Леночка, милая!.. Твой муж — бургомистр… Если бы он похлопотал… А то меня отпустили, а Абрашу…

— Кто тебя отпустил?

— Переводчик в золотых очках отпустил меня и посоветовал уходить подальше… А как я могу сама уйти, а Абрашу оставить на гибель?!..

Лена завела плачущую Галину к себе домой.

— Сиди тут и жди меня! Я сама пойду говорить с переводчиком в золотых очках.

Как не раз случалось, Владимир Альфредович сидел в пустой конторе и о чем-то оживленно беседовал с Венецким. Никого больше не было, рабочий день кончился, и все ушли домой.

При появлении Лены переводчик вскочил.

— Елена Михайловна! Извините! Я задержал вашего супруга… До завтра, Николай Сергеевич!

— Нет, Владимир Альфредович, подождите! Мне нужны именно вы! — подчеркнуто деловым тоном проговорила Лена.

— К вашим услугам! — эмигрант слегка поклонился.

— Арестовали доктора Вуликеса; он очень хороший человек… Постарайтесь, чтобы его освободили!

— Дорогая Елена Михайловна! Вы требуете невозможного! Во-первых, он — жид, во-вторых, он сам признался, что лечил партизан…

— Он — хороший человек! — повторила Лена. — Оказать помощь раненым он был обязан: он врач… — и, помолчав, добавила, — Его жена — моя подруга…

— Ах, к вам обратилась эта дама унылого вида!.. Передайте ей, если она ваша подруга: пусть она Бога благодарит, что ее саму отпустили с миром!.. Мне удалось доказать, что она русская, а не жидовка… Пусть она куда-нибудь убирается подальше, и никому ни слова о том, что она — жена еврея!.. Удивляюсь, как русская женщина могла связаться с жидом?!.

— А как же Абрам Ефимович? — упорно повторила Лена.

— Ах, да! «Он — хороший человек!».. Но поймите — он может быть идеальнейшим человеком, верхом совершенства и добродетели, — но если он жид…

— А вы знаете, с чего началась в Липне карьера Абраши Вуликеса? Он попал в милицию за антисемитизм!..

— Жид попал в милицию за антисемитизм? Это интересно — расскажите, пожалуйста…

Глаза фон Штока зажглись любопытством. Он сел и приготовился слушать.

— А дело было так. — начала рассказ Лена. — Через несколько дней после приезда в Липню он пошел на базар. Видит: продает русский парень хороший костюм и просит много дешевле, чем он стоит, а два жида с ним торгуются, дают половину цены и между собой по-еврейски договариваются, как бы его облапошить… Абраша слушал, слушал, да и бухнул на весь базар:» Жулики вы, жиды пархатые!». Жиды подняли гвалт:» Антисемитизм! В милицию!»… Пошел с ними Абраша в милицию, там составляют протокол, спрашивают: «Ваша фамилия?» — «Вуликес.» (тут Лена заговорила с преувеличенным еврейским акцентом); «Ваша имя-отчество?» — «Абрам Хаимович». По документам он Ефимович, он нарочно сказал — Хаимович… Милиционер глаза вытаращил: «Так вы еврей?» — «Да, я еврей! А это — жиды, потому что они жулики и прохвосты!»… Абрашу отпустили с миром, а жиды остались с носом!..