– И не надейтесь, – сказала Мара сдавленным полушепотом. – Бесполезно.

Натаниэль провел пальцем по ее щеке еще раз и почувствовал, как дрогнула мышца.

– Я люблю вас.

– Перестаньте говорить так! – произнесла Мара, отступая в дверной проем и сжимая кулаки. Ее била дрожь. – Вы не любите меня! Вы лишь в своих романтических представлениях думаете, что любите меня. На самом деле вы меня не любите.

Перед носом Чейза захлопнулась дверь.

«Абсурдный человек, очаровательный, но ненормальный до абсурдности», – думала Мара. Ей не хотелось, чтобы Натаниэль говорил ей такие вещи, чтобы он обещал ей что-либо. Она не хотела, чтобы Натаниэль прикасался к ней так, как касался только что. От таких прикосновений ее защитная броня рушилась. Мара чувствовала себя беззащитной.

Опустившись на стул, она закрыла лицо ладонями и сидела так, слушая шаги уходящего вверх по лестнице Натаниэля. Она пыталась опять обратить свое сердце в лед.

Мара пыталась вспомнить, сколько раз Джеймс клялся ей в любви, сколько давал обещаний. И каждый раз за ними следовали боль предательства и одиночество. Но сейчас почему-то эти воспоминания не рождали в ней прежней горечи. Все, что она помнила, казалось, было связано только с Натаниэлем. Его образ вставал перед ее внутренним взором. Образ солнечно-яркий и полный жизни. Словно в темницу из окна упал лучик света. В тот потаенный уголок, куда Мара прятала свое сердце.

Несмотря на все попытки убедить себя, Мара чувствовала, что любит Натаниэля. Именно этого она и боялась больше всего. Вначале он заполнит одиночество ее души, а затем уйдет и заберет с собой свет и веселый смех. А Мара опять останется наедине с собой. Но она уже не хотела столь сладостного прежде одиночества в темнице, которую долгие годы считала храмом своей души.

Натаниэль услышал за дверью шаги, резко поднял голову и прислушался. Замок загрохотал, затем скрипнула дверь и медленно открылась.

В комнате было темно, ее освещали лишь горящие угли камина, но Чейз знал, что это пришла Мара. Его глаза уже привыкли к темноте, и в проеме двери он разглядел ее стройную фигуру. Мара вошла в комнату и прикрыла дверь. Чейз слышал ее тихое дыхание, чувствовал запах сирени.

– Она идет, сверкая красотой подобно ночи… – прочитал он строчку из стихотворения.

Раздавшийся в тишине голос напугал Мару, она отскочила назад и стукнулась спиной о закрытую дверь.

– Натаниэль…

– Да, – ответил он.

В темноте его белая рубашка выделялась бледным пятном. Он неподвижно сидел на стуле и хранил молчание. Тишина давила.

– Я подумала, что не засну, – произнесла Мара, внезапно почувствовав себя смешной. Зачем она пришла сюда? Впрочем, она знала ответ.

Натаниэль издал странный звук – вроде смешка.

– Я понимаю…

– Вы также не спите?

– Нет, – ответил он. Вновь повисла тишина.

– Не могли бы вы поиграть на скрипке? – попросила Мара, стыдясь собственной робости.

– Нет. – Прежде чем Натаниэль заговорил снова, прошло несколько секунд. – Мара, зачем вы здесь?

Мара посмотрела по сторонам, на пол, на потолок, стараясь избегать взглядом Натаниэля.

Почему бы ей просто не подойти, не обнять его? Почему она не могла просто сказать ему: «Натаниэль, я люблю вас, доверяю вам, нуждаюсь в вас. Подарите мне любовь».

Наконец Мара снова посмотрела на Натаниэля. Он все еще ждал. Медленно она подошла к нему. Она решила для себя, что, если найдет нужные слова, поступит правильно, он подарит ей любовь. Как бы то ни было, дверь темницы открыта и теперь ее покидают запертые чувства.

Мара остановилась рядом с Натаниэлем и положила ладони на его грудь.

– Подари мне любовь, Натаниэль, – прошептала она. Чейз обхватил одной рукой плечи Мары, другой взял ее под колени и поднял на руки.

В спальне он осторожно поставил ее около кровати и зажег ночной светильник. Мара изо всех сил сдерживала себя, чтобы не убежать. Она хотела скрыться прежде, чем откроются все ее несовершенства.

Пристальный взгляд Натаниэля остановился на ее лице. Затем он взял руку Мары и, удерживая за запястье, принялся расстегивать пуговицы на перчатке. Когда верхняя пуговица освободилась из петли, Мара отдернула руку, поняв, что Натаниэль намеревается сделать. Однако он снова взял ее руку. С губ Мары сорвался неясный звук протеста. Другой рукой она указала на ночник так энергично, словно хотела сама дотянуться и погасить его, но лампа стояла далеко.

– Натаниэль, свет!

Покачав в ответ головой, Чейз расстегнул еще одну пуговицу:

– Лишь ложь нуждается во тьме. Оставим ночник.

– Но я не могу, Натаниэль, – с мольбой прошептала Мара. – Давайте погасим.

Натаниэль уже расстегнул последнюю пуговицу и стал сдергивать перчатку с дрожащей руки. Наконец перчатка упала на пол. Мара снова попыталась вырваться, однако Натаниэль только крепче ухватил ее запястье.

– Я не хочу, чтобы вы видели, – проговорила Мара. Она ненавидела свои шрамы.

– Но я их уже видел.

Натаниэль разжал пальцы, внимательно изучая то, что Мара считала своим главным изъяном. Она трепетала словно пташка, готовая вот-вот улететь, но не отдергивала руку – было слишком мучительно ею двигать.

Чейз медленно опустил голову и прижал губы к тому месту на руке, где много лет назад пожар оставил свой след. Поцелуй Натаниэля излечил раны, которые лежали намного глубже, Мара застонала. Сладость этого поцелуя проникла ей в самое сердце.

Натаниэль обнял ее.

– Любимая, – прошептал он, целуя щеки, губы и шею Мары. – Моя любимая.

Натаниэль снял с нее другую перчатку, небрежно уронив ее на пол. Затем расстегнул манжеты блузки. Снял и положил на ночной столик тяжелые серебряные часы. Потом развязал шелковый галстук и вытащил его из-под воротника.

Все это он делал с таким выражением лица, словно раздевание было самым главным элементом любовного ритуала. Мара смотрела на него как завороженная.

Натаниэль посмотрел ей в лицо и аккуратно расстегнул пуговицу на вороте блузки, затем вторую и третью.

Даже через ткань блузки Мара чувствовала, насколько горячими были его руки. Всякий раз, как Натаниэль расстегивал пуговицу на блузке, у Мары перехватывало дыхание.

Наконец Натаниэль снял с нее блузку, и Мара почувствовала на оголившихся руках приятный холадок. Ее била дрожь. Подрагивающими руками она взяла Натаниэля за талию. А он меж тем целовал ее плечи, шею. Теперь его руки расцепляли уже крючки на ее юбке.

Неожиданно Мара почувствовала легкое покусывание и поняла, что Натаниэль касается зубами мочки ее уха. Тихонько вскрикнув, Мара прижалась к нему, цепляясь за ткань его рубашки, а Натаниэль между тем продолжал расстегивать кнопки, крючки, вытаскивать разные ленты. Вскоре лиф, корсет, юбка Мары и нижняя юбка лежали на полу небрежной кучей.