Пещерная церковь возникла во времена гонения православных, когда обезумевший от звона золота патриарх Никон устроил небывалую гражданскую войну. Даже хан Батый, завоевывая русские земли, никогда не покушался на церкви и на укрывшихся в них людей. Никон же, решив подмять под себя царство русское, стал насильственно вводить «щепотную» религию и крестный ход противусолонь. Для бунтарей была придумана изуверская казнь: рубить два пальца на правой руке, а те деревни, которые и после того не соглашались на «благословение» Никона, сжигали вместе с людьми живьем.

Федор Кузьмич и раньше слышал о чудачествах патриарха Никона, но никогда не думал, что вторая половина семнадцатого века была превращена в людскую бойню. Народ только что избавился от нашествия поляков, католиков и другой саранчи Смутного времени, а тут появилась собственная сатанинская нечисть, от которой самым лучшим спасением было бегство в непроходимые Уральские и Алтайские горы. Некоторые из скрывающихся старообрядцев обосновали тайные пещерные скиты. Жизнь монахов-отшельников была несладкой, но где же на Руси настоящие молитвенники за русский народ жили припеваючи?

На прощание старец подарил послушнику лестовку, попросил передать письмо монахам-отшельникам и благословил на принятие монашества:

– Ты уж прости меня, убогого Серафима, что отклонил твое пострижение в нашем монастыре, но сие можно сделать молитвенникам, не предавшим Слово Божие и не поклоняющимся папе римскому. Лестовку нам завещал Василий Великий, но совершают по ней молитвы только старообрядцы. Утром, после молитвенного правила, ступай себе с Богом, а я, убогий Серафим, как могу, помолюсь за тебя. Только никогда не забывай казаков, что помогли тебе справиться с супостатами…

Федору Кузьмичу не хотелось оставлять старца, но и ослушаться было нельзя. И после монастырского утреннего чтения послушник закинул на плечо котомку с краюхой хлеба, тремя луковицами и Псалтырью, перекрестился на храм Божий и отправился на поиски Наровчатской пещеры.

Долго ли коротко ли, но разыскал-таки Федор Кузьмич Никольский скит, который назывался так потому, что надвратной иконой там был образ Николая Мирилийского Чудотворца. Хотя никаких врат у пещерного скита не было, но икона Чудотворца Николая все же висела в глубине пещеры, вделанная в сланцевую стену, под которой проход по подземному коридору закрывала массивная дубовая дверь, укрепленная широкими металлическими полосами. Значит, врата все же существовали, а грот перед ними, как сени в крестьянской избе.

Дверь была закрыта изнутри, но снаружи на ней висело большое металлическое кольцо. Видимо, чтобы дверь открылась, необходимо ударить кольцом, что Федор Кузьмич и сделал. Ему открыл крепкий бородатый мужик в застиранном подряснике и, узнав, откуда гость пожаловал, препроводил его к настоятелю старообрядческой общины отцу Рафаилу. Тот радушно принял гостя, а прочитав письмо Серафима Саровского, и вовсе обрадовался.

– Мы, Федор Кузьмич, рады всем нашим молитвенникам, не старающимся исправить Божье Слово на свой человечий лад, не подгоняющим под себя религию, – объяснил настоятель. – Поживи у нас пока, а потом у нас же и пострижение сотворим. На все воля Божья. А сей же час братия покажет тебе келью и нашу церковь. Ну, с Богом!..

Вот так и началась жизнь послушника Федора в скиту старообрядцев. Ранее, в той, другой далекой жизни, он бывал в монастырских пещерах Киевской лавры. По внутреннему устройству Наровчатские пещеры, в свою очередь, очень походили на Лаврские. В пещерах находились кельи для братии и церковь с нишами для престола и жертвенника. На стенах пещерных гротов в разных местах висели иконы хорошего письма и были выполнены надписи на старославянском языке.

Жизнь в подземном монастыре отличалась строгостью, но не настолько, чтобы стать невыносимой. Про старообрядческий скит знали во всех окружных деревнях, люди приходили к монахам с одной лишь просьбой: помянуть их в молитвах Всевышнему. Также крестьяне жертвовали монахам одежду и продукты питания, поэтому скит пришлось расширить и организовать в подземельях нечто похожее на хозяйственный двор. Собственно, особо монахи не скрывали своего существования, но и не афишировали его, так что о ските и молитвенниках Божьих с семнадцатого века неболтливые люди знали.

Федор Кузьмич не отказывался от выполнения послушания и с радостью принимал все, что ему уготовила новая жизнь. Он не забывал свои первые духовные шаги в Дивеевой Пустыни и заветы игумена Серафима Саровского, там послушник научился безропотно принимать все тяготы жизни. Но и здесь он по завету отца Серафима не забывал годы, когда русская армия гнала французов до самого Парижа. Вот и сейчас, закончив чтение канона перед мистерией пострижения, он вспомнил прошлое.

Русские войска шаг за шагом продвигались в глубь Германии. Оставленные в тылу на немецкой земле французские полки уже не могли противостоять русским и беспорядочно отступали.

Однако Наполеон затребовал подкреплений из Франции и собирал войска, готовясь перейти в решающее наступление, чтобы одним ударом покончить и с русскими, и с немецкими войсками. К осени 1813 года ему снова удалось собрать громадную армию. Под городом Лейпцигом император Франции решил атаковать союзные войска.

Утром 4 октября русско-немецкие соединения пытались атаковать французов, но Наполеон отбросил атакующих и повел в контратаку сто эскадронов закованной в латы кавалерии. Под волной бронированной конницы погиб целый батальон Кременчугского пехотного полка, в артиллеристской роте графа Аракчеева вся обслуга была изрублена палашами, а орудия достались французам. Стремительным потоком, все сокрушая на пути, неслась французская конница. Она без труда прорвала фронтовые линии Второго пехотного корпуса и внезапно появилась у селения Госсы.

Возле этого поселения находился штаб императора, поэтому он отлично помнил страшный момент нападения французской конницы. Несмотря на страшную опасность, у Государя хватило сил не пуститься наутек, не отступить. С холма он смотрел на опрокинутые русские войска. Между тем неприятельская конница была совсем близко. Еще мгновение-другое – и русский царь сам мог оказаться в плену.

Выручили Государя Императора, заслонили своей грудью русские лейб-казаки. Лейб-гвардии Казачий полк стоял тут же у подошвы холма, на котором размещалась ставка Александра I. Во всех походах лейб-казаки сопровождали своего Государя, составляя его почетный конвой. Они-то и обратили в бегство, уничтожили всю французскую конницу.

Дозорным Казачьего полка из-за холма не было видно поле сражения, но поднявшаяся в ставке суматоха могла означать только одно: непредвиденный прорыв французов. Государь подозвал к себе стоявшего поодаль командира лейб-казаков графа Орлова-Денисова и отдал ему приказание срочно вызвать подмогу. Граф немедленно ускакал, а император обернулся к казачьему полковнику Ефремову, который был самым старшим после Орлова-Денисова.

– Подымай казаков, полковник! – скомандовал царь. – Сегодня нам нельзя отступать. Выручай! Справишься?..

– Да мы за вас, Государь, головы положим! – Ефремов развернул коня, галопом поскакал к казакам, на ходу крича: – По-о-олк! Отделениями по четыре направо! Заезжай, рысью – марш! – и он пронесся мимо полка.