него живой горящий факел. Он не почувствовал удара и боли. С парня стали срывать горящую одежду, заливать его водой, оттащили от огня. Парень двигался, он был жив. Земцев увидел блондинистую голову, зеленые пограничные погоны на плечах обгоревшей, тлеющей гимнастерки и узнал в нем Грибкова. Яростно сигналя, подкатила машина «скорой помощи». Продираясь сквозь толпу и пластая ее, как нож масло, появился доктор Валера Заварушкин и с ним двое санитаров с носилками. Грибкова уложили на носилки. Земцев видел, как какая-то девушка — светлые волосы рассыпаны по плечам — прильнула к носилкам и теребила Грибкова за руку, беспрестанно повторяя: «Коля, ты жив? Ты поправляйся, ладно?..» Ее насилу оттащили в сторону.

Машина умчалась.

Бульдозеры натужно зарычали, лязгнули гусеницами, тросы натянулись, и объятое пламенем строение разъехалось в стороны, как карточный домик, обнажив три мощных паровых котла. У одного была повреждена труба, два других почти не пострадали.

Люди — кто с ломом, кто с лопатой, кто просто так — бросились к обрушившимся стенам и стали разбивать и растаскивать их по кускам. Головешки сбрасывали в море. Пожар сразу пошел на убыль и вскоре иссяк совсем.

Люди не расходились, собирались кучками и обсуждали случившееся.

В насмешку над всеми вдруг заработала пожарная помпа. Мощная, напористая струя воды ударила вверх и окатила всех приятным холодным душем.

Мелконян вторично послал пожарного начальника ко всем святым сразу, заодно пообещав ему веселую жизнь в будущем:

— Ну, погоди у меня, Топтыгин, теперь всех вас загоняю на тренировках, каждый день будете поливать сопку, пока не зальете поселок своими горючими слезами! Я вам устрою райскую жизнь на грешной земле! Я вас собственноручно подожгу!..

Но, как ни бушевал главный инженер, он же по совместительству пожарный инспектор, это была, скорее всего, не угроза, а разрядка после страшного перенапряжения этого вечера.

В центре толпы, у самых котлов, стояло руководство комбинатов, местное начальство и с ними Громовой. Земцеву следовало подойти тоже, они его наверняка видели, и надо было хотя бы поздороваться, но подходить ему не хотелось. К тому же болели ушибленное плечо и рука. Он повернулся и пошел к пирсу.

У стенки стоял дежурный буксир с тукового завода.

— Эй, парни, срочно надо на ту сторону! — крикнул он с берега.

— Ну кто там еще! — недовольно буркнул кто-то из рубки, но, разглядев пограничную фуражку, сразу сменил тон: — Счас, мы мигом, товарищ старший лейтенант!

Едва Земцев вошел в помещение, дежурный уже спешил ему навстречу:

— Товарищ старший лейтенант, старик уже два раза о вас спрашивал. Что-то хочет сказать. Вызвать?

— Нет, я пройду к нему сам.

Не заходя к себе, Земцев прошел в изолятор.

Старик Цунэо неподвижно лежал на кровати, и при слабом свете ночника казалось, что он спит. Однако при виде Земцева он сразу зашевелился и попытался приподняться:

— Господин начальник, капитана!..

— Лежи, лежи, Савада-сан. — Земцев снова уложил его на подушку и присел на край кровати. — Я слушаю тебя. Ты что-то хотел мне сказать?

— Господин начальник, капитана, — повторил старик, — с мая месяца мы каждый рейс заходили в ваши воды и брали улов. В июне нас оштрафовали, сендо не хотел больше ходить, боялся, но хозяин, господин Ямомото, приказал снова идти в ваши воды — здесь хорошо ловится краб.

Земцеву хотелось сказать старику, что все это он уже знает, его интересуют сейчас факты, выражаясь профессионально — вещдоки. «Дай мне доказательства, старик, если по-настоящему решил мне помочь, дай факты!» Но он унял свое нетерпение и заставил себя спокойно дослушать рассказ Савада Цунэо.

— …Когда нас задержала ваша инспекция, белая такая шхуна, хозяин приказал уничтожить карту — кок ее сжег в печке. А журнал лова он принес к нам в машину и спрятал. Я это видел сам, своими глазами. Он мне доверяет. Я работаю у Ямомото уже двадцать лет. Сначала у отца, теперь у сына.

— Савада-сан, ты можешь мне показать то место, где спрятан журнал лова? — спросил Земцев у старика, с трудом сдерживая волнение.

— Могу, если хватит сил добраться до пирса.

Земцев не стал дожидаться возвращения пограничников из поселка, позвал дежурного, и вдвоем они перенесли старика к пирсу. Перебрались на шхуну, спустились в машинное отделение. Земцев включил освещение — тусклую, двенадцативольтовую лампочку. Как и везде на японских шхунах, в машине было сыро и темно. Трудно себе представить, как здесь можно находиться часами, тем более работать при адском шуме грохочущего двигателя.

Старик указал место тайника. Оно находилось между машиной и сальником гребного вала. Строго под ним. При работающей машине туда просто немыслимо добраться. К тому же никому и в голову не придет здесь искать — самая сырость и грязь. Хитроумное, надо сказать, местечко.

Они вручную повернули маховик — гребной вал чуть сместился в сторону. Земцеву приходилось работать только левой рукой, правая занемела и обвисла как плеть. Он с трудом изловчился левой и поддел ломиком заляпанный маслом и хлюпающий в воде деревянный настил — паёлу. Под ней были набросаны грязные концы, а уж потом лежал пакет, обернутый в водонепроницаемую вощеную бумагу. Земцев, изрядно волнуясь, развернул бумагу — в его руках был журнал лова «Дзуйсё-мару». Земцев торопливо перелистал его, прежде чем убедиться, что это действительно так.

Огромное, внешне почти неощутимое, напряжение последних суток вдруг спало. Вместе с облегчением он в одно мгновение ощутил неимоверную усталость. Чисто физическую усталость, которая навалилась на него непосильной тяжестью. Он едва удержался на ногах, чтобы не свалиться тут же, в тесном машинном отделении. Да, нервы его были на пределе…

В подразделении было шумно. Несмотря на поздний час, никто не спал. Все обсуждали случившийся пожар.

Земцев сидел в своем кабинете и оформлял необходимую документацию. Он возбуждал уголовное дело против шкипера и хозяина «Дзуйсё-мару» на основании неопровержимых улик и свидетельских показаний старика Цунэо. Остальных членов команды, включая матроса Хираси, Земцев просил судебные инстанции провести по настоящему делу как свидетелей.

Он не услышал, как к нему вошел Громовой.

Майор сбоку приблизился к столу и увидел бланк постановления, который Земцев заполнял своим убористым, аккуратным почерком. Потом обратил внимание на журнал лова. Взял его в руки, стал листать.

Земцев продолжал писать, хотя уже и заметил начальника.

Пауза затянулась. Кто-то из них должен был обнаружить себя первым, сделать первый шаг. Обычно Громовой отходил быстро, хотя долго и мучительно переживал потом, если оказывался не прав. Тем более не в характере Земцева долго помнить зло. Но теперь он пообещал себе твердо: «Если кто из нас и заговорит сейчас, это буду не я».

— Гм, — кашлянул Громовой, кладя журнал на