Через десять минут Мэри действительно привела Киана, который, несмотря на усталость, продолжал прижимать к себе игрушку. Сынок уже дремал на ходу, но был таким счастливым и красивым в новом темно-синем костюмчике. Что бы ни двигало Снежным, но я была благодарна ему за сына.

— Мама, было так весело, — забираясь ко мне на колени, прошептал он. — Мы играли, там было столько детей… Мне понравилось. Можно я завтра опять буду с ними играть?

Мой мальчик. Только он моя жизнь, мой свет и опора. Только о нем мне надо думать и переживать, а все остальное пустое. Пусть перевертыши сами разбираются со своими проблемами, самое главное, чтобы с ним все было в порядке. Чтобы Киан жил и радовался жизни.

— Я очень рада, что тебе понравилось, — поцеловав его в макушку, прошептала в ответ и взглянула на Мэри. — Нельзя ли принести сюда воды, чтобы я могла обмыть сына?

— Да, госпожа.

Через пять минут слуги внесли небольшой, но глубокий чан и два ведра воды. Киан к тому времени уже дремал у меня на коленях, смешно сопя носиком.

Быстро раздев, я искупала сына с помощью служанки, вытерла его душистым махровым полотенцем и, надев новую сорочку, уложила в кровать.

— Пусть боги хранят тебя, — прошептала я, присаживаясь на краешек кровати и целуя его в лобик.

— Мама, я тебя люблю, — пробормотал он, еще теснее прижимая к груди собачку и поворачиваясь на бочок.

Такие простые слова, но как они грели душу.

— И я тебя люблю. Сладких снов, малыш.

Задув свечу, я вышла из его комнаты. Девушка еще была тут.

— Госпожа желает принять ванну здесь или спустится в пещеры? — спросила девушка, продолжая упорно рассматривать узор на ковре.

Я, может быть, прошла бы мимо, но подозрительность и взвинченные нервы заставили присмотреться к молоденькой служанке. Что-то в ее позе не давало мне покоя. Словно она ждала чего-то. Или, может, хотела сказать, но не могла. Боялась? Странно.

— Спасибо, ничего не надо, — не сводя с нее внимательного взгляда, ответила я.

— Я могу идти? — а сама позы не меняет, лишь спина еще больше напряглась.

Нет, это не могло мне показаться. Что-то тут не так.

— Подожди. Мэри, ты слышала о том, что завтра утром на площади состоится поединок?

Вздрогнула, а я еще больше разволновалась.

— Да, все слуги об этом шепчутся.

Ну, это не новость.

— А ты сама что об этом думаешь?

— Я? — Голову девушка все-таки подняла и удивленно взглянула на меня.

— Да, ты. У тебя же есть свое мнение?

Замялась. Глаза забегали, а мое сердце сжалось от тревоги. Барс опять что-то от меня скрыл? Или дело в другом?

— Я считаю… что господину Снежному надо быть осторожнее, — быстро произнесла Мэри и закусила губу.

— Почему? — Я сделала шаг в ее сторону и мягко попросила: — Расскажи мне, Мэри.

— Господин Коротов играет нечестно. Всегда жульничает. Это всем известно.

— Как можно жульничать в поединке?

— Никто точно не знает, доказательств не нашли. Говорят, что использует запрещенные зелья, — в конце концов едва слышно закончила она.

— Какие зелья? — Сердце болезненно сжалось.

— Это всего лишь слухи, госпожа. Но люди говорят, что эти зелья увеличивают его скорость, регенерацию и способности.

Да, люди просто так, на пустом месте говорить не станут.

— Разве у вас нет проверки?

— Есть. Но ведь не все зелья можно вычислить. А господин Коротов всегда выходит победителем, даже из самых безвыходных ситуаций… Госпожа Розалина уверена, что так будет и в этот раз.

Надо же, какая уверенность.

— Она сама так сказала?

— Да. Я случайно услышала. А госпожа Маргарет расплакалась… Господин Снежный хороший и добрый. Он заслуживает честного поединка.

— Спасибо, Мэри.

После ухода служанки я наскоро умылась, переоделась в сорочку и пеньюар, что купил мне Снежный. Надо признать, что вкус у него отменный. Легкая дорогая ткань приятно льнула к телу, а вырез был достаточно скромным и в то же время откровенным.

Уснуть я так и не смогла. Мерила шагами комнату, то и дело подходя к камину и всматриваясь в ярко-оранжевые сполохи огня. Но они не приносили покоя. Беспокойство никуда не делось. Я так сильно погрузилась в свои чувства и эмоции, что пропустила приход Снежного.

— Миа? — его голос заставил меня подскочить на месте и резко обернуться. Ткань сорочки облаком взметнулась вокруг ног и облепила тело. — Почему ты не спишь?

— Мне нужно с тобой поговорить.

Удивился. В сумраке комнаты, что освещал лишь камин за моей спиной, я увидела, как он нахмурился, пытаясь понять, что же произошло.

— Что случилось?

— Ничего, — потом подумала и добавила: — Пока ничего. Ты знал о том, что Коротова подозревают в использовании запрещенных зелий?

— Вот ты о чем, — заметил Ирбис и начал невозмутимо раздеваться: медленно стащил камзол, развязал шейный платок, затем принялся расстегивать манжеты рубашки. Каждое его движение приковывало взгляд и вызывало учащенное сердцебиение. — Да, мне известно об этом.

— И что собираешься делать? — с трудом оторвав взгляд от кусочка обнаженной кожи, что виднелась в прорези ворота, спросила у него.

— А я должен что-то делать?

— Он же жульничает. Это противозаконно.

Может, барс до конца не понимает всей серьезности завтрашнего поединка или уже смирился с поражением? С чего вдруг такое равнодушие?

— Поймать его на мошенничестве не удалось.

— Но это не значит, что завтра можно допустить подобное.

Рубашка аккуратно легла рядом с камзолом в кресло, и, сев на кровать, Ирбис начал стягивать ботинки.

— Миа, если зелье ему создала та ведьма, что прокляла Гедеона, то отследить использование незаконного снадобья мы не сможем. Она действительно очень сильная. И следов не оставляет.

— Я могла бы…

— Не могла, — перебил меня Ирбис, выпрямляясь и смотря прямо в глаза. — Ты не будешь в это вмешиваться, поняла меня?

Но этот приказной тон меня совершенно не испугал.

— Это еще почему? Я же могу помочь.

— Не можешь. Как маг ты сейчас ничего не можешь — на тебе амулет. Или забыла?

Забудешь такое. Скрестив руки на груди, я упрямо вздернула подбородок:

— Если ты думаешь, что я позволю тебе просто умереть завтра из-за своих твердолобости и самоуверенности, то ошибаешься. Нельзя ждать, надо действовать.