6 сентября. Смена ветра на северный вызвала такой сильный прилив, что нам ранним утром удалось преодолеть бар. И все же припая было столько, что нельзя было далеко продвинуться, не рискуя сесть на мель, когда спадет прилив. Вот почему мы побоялись взять на борт многое из того, что переправили на берег. Днем все покрылось снегом, частично растаявшим в вечерней мгле, а ночь была ясной и морозной.

7 сентября. Ночью дул сильный штормовой ветер с севера, но подвижки льда не произошло. К утру мы все же сумели продвинуться и выйти на место, где глубина была на фут больше. Это позволило нам приступить к вторичной погрузке, после чего удалось выиграть еще фут. Таким образом всего мы продвинулись на расстояние примерно десяти футов. Благодаря этому мы вышли на глубину, достаточную, чтобы завершить полностью вторичную погрузку. На это дело у нас ушло два дня.

8 сентября. Погода и ветер изменились крайне незначительно, и мы продолжали брать на борт все, что выгрузили ранее. Пришлось также скалывать лед с носа, чтобы ничто не мешало при следующей попытке вырваться из ледового плена. Назавтра не произошло никаких перемен или особых событий. Мы скололи еще много льда, и судно продвинулось на несколько футов вперед. Все было уже погружено и уложено. На следующий день мы не продвинулись ни на один фут. Озера на берегу еще не замерзли, но лужи уже покрылись льдом.

16 сентября. Сегодня ветер принес мало пользы, ибо был слабым и неустойчивым, меняясь то на южный, то на западный. Впрочем, лед вблизи судна стал слабым, и мы продвинулись еще на два кабельтова, чтобы использовать любое разводье, если оно появится. Вечером несколько полос воды протянулось вдоль берега в северном направлении. На рассвете оказалось, что лед отнесло от берега, но судно отделяла от разводья, которое протянулось примерно на три мили к северу, сплошная ледяная гряда. Однако примерно в два часа дня лед стал трескаться, и мы, не теряя времени, отчалили, пробиваясь через окружающие нас в заливе льды. Через час наше судно наконец оказалось на свободной ото льда воде и под парусами.

Под парусами! Наши чувства пришли в смятение, и мы просто не могли поверить в то, что случилось. Нужно быть моряком, чтобы относиться к судну, на котором стоишь, как к живому существу, которое слушается и подчиняется малейшему движению руки, не способно двигаться иначе, как по его воле, и сознательно подчиняется его желаниям. Но что должен чувствовать моряк, попавший в наше положение, когда это существо, которое несло его по волнам океана целый год, вдруг стало таким же недвижимым, как окружающие его лед и скалы, беспомощным, потерявшим способность подчиняться желанию человека, мертвым. Теперь наш корабль, казалось, возродился для новой жизни; он снова подчинялся нашей воле и выполнял все наши желания. И мы сами тоже обрели свободу. Первым нашим чувством, когда мы снова очутились на воле, был взрыв радости, но вскоре мы поняли, как это случалось и с другими людьми, стремившимися к иной свободе, что она не принесет нам счастья.

Не прошли мы и трех миль, как встретились с ледовым хребтом и были вынуждены поскорее пришвартоваться несколько севернее. Здесь в достаточно вместительной гавани между двумя айсбергами мы провели ночь.

18 сентября. Ветер, к несчастью, переменился на противоположный — повернул на юг, и к утру наш путь был прегражден. Мы были вынуждены стоять на месте. Сегодня был сильный снегопад, и вся земля покрылась снегом. Мы застрелили четырех зайцев, но, попав в заточение, не особенно обрадовались вкусному обеду.

20 сентября. Маленькие разводья, образовавшиеся во льду под действием западного ветра, не принесли нам никакой пользы. Раз судно вмерзло в молодой лед, нам пришлось обкалывать его вокруг. После многократных перемен ветер наконец стал дуть с севера-северо-запада, причем превратился в шторм. Льдины пришли в движение, упорно нажимая на айсберги, под прикрытием которых мы стояли. Они толкали их вместе с нами к берегу с такой силой, что корма оказалась всего в 20 ярдах от скал. Одновременно «Крузенштерна» выжало из воды. К счастью, айсберги, под прикрытием которых мы находились, не снесло, иначе мы были бы увлечены вместе с ними в движущийся пак или выброшены на скалы.

29 сентября. Температура упала до 5° F [—15 °C] и вчерашнюю чистую воду затянуло образовавшимся в заливе льдом. Окружающие торосы, кажется, так сплотились, что только шторм мог бы их развести. Наши надежды на освобождение быстро таяли, и нам ничего не оставалось теперь, как рубить лед, чтобы добраться до гавани, которой, вероятно, предстояло служить нам убежищем большую часть следующего года. Лед, как выяснилось, был толщиной в фут, а на нашем пути было много больших льдин. Итак, наше продвижение неизбежно было весьма медленным, а работа — тяжелой.

30 сентября. Под неизменным воздействием крайне низкой температуры все море покрылось льдом. Теперь не осталось повода ни для надежд, ни для отчаяния, но зато прекратились и волнения. Беспокойство, заставлявшее нас так напряженно работать, уступило покою абсолютной уверенности. Тюрьма, в которой предстояло провести зиму, была перед нами. Все, что теперь осталось делать, — это добраться до нее, устроить там свой дом-амфибию и, стоя одной ногой в море, а другой на берегу, набираться терпения.

Сентябрь был заполнен делами и трудами. Но, поскольку никаких результатов они не дали, можно считать, что мы занимались напрасным трудом. Это был во всех отношениях потерянный месяц, что не могло не вызвать во мне досады. У тех, кто может надеяться во второй раз так же горячо, как и в первый, более счастливый характер, чем тот, каким, видимо, обладали некоторые наши люди. Отчаявшиеся не могли скрывать своих чувств, но о большей части команды я должен сказать, что спокойствие людей или, вернее, их покорность судьбе превзошли все мои ожидания. Моим долгом было подчеркивать светлую сторону нашей жизни, заострить их внимание на наших успехах в открытиях, превосходном состоянии нашего судна, которое мы научились превращать в удобное жилище, на обильном запасе продовольствия, хорошем состоянии здоровья, хороших отношениях между людьми, удобстве гавани, которую мы теперь обрели и откуда будет гораздо легче высвободиться. Но светлую сторону жизни нелегко рассмотреть через темные очки, и мне поэтому пришлось положиться на время и привычки. Я надеялся, что использование наших собственных ресурсов,