Барроу считает, что у космологии могут быть свои черные лебеди:

«Ключевым моментом в разрешении всех этих фундаментальных вопросов, когда все действительно может измениться так, как у нас с нашими размышлениями никогда не получится, мог бы быть контакт с какой-нибудь высокоразвитой внеземной цивилизацией, развивавшейся независимо от нас, чтобы можно было узнать, что они думают о некоторых из этих вопросов. Используют ли они те же математические методы? Устроена ли их физика так же, как наша? Можем ли мы понять их определение фундаментальных констант? Что они думают об этих основных вопросах? Вот это был бы момент чрезвычайной важности – и именно в этом заключается главная причина, по которой с инопланетянами следует вступать в контакт».

Я думал, что возможность такого контакта, в котором можно получить от более развитой цивилизации ответы на главные вопросы, должна радовать Барроу. Но он меня удивил:

– С точки зрения науки это было бы катастрофой. Если бы мы вступили в контакт с высокоразвитой цивилизацией, которая дала бы ответы на все вопросы, которые мы когда-либо задавали, мы просто вышли бы из игры. Никакого смысла заниматься наукой после этого не останется. Это все равно что заглянуть в конец задачника и прочитать там все ответы.

– И вы бы так не сделали?

– По-моему, это была бы катастрофа.

Так же, как Мелисса Франклин, работающая в области физики элементарных частиц, отказалась нажимать на кнопку, дающую полное знание, на нашем втором «рубеже», Барроу не хочет подсматривать ответы в конце учебника. Однако в отличие от Франклин Барроу уверен, что существуют вопросы, на которые никогда не сможет ответить даже самая высокоразвитая цивилизация. Эти страницы в конце задачника навечно останутся пустыми.

«Плохая новость заключается в том, что в космологии есть неизвестное неизвестное – то, чего мы никогда не сможем познать, даже если мы и подозреваем, что можем знать о его существовании».

Многие полагают, что знание о существовании непознаваемых вопросов должно делать человека агностиком. Поэтому мне было интересно узнать мнение Барроу о вопросе существования Бога. Кто он – агностик? Атеист?

– На самом деле христианин.

Этого я не ожидал. Я много раз слышал выступления Барроу, прочел многие его книги, но в отличие от Полкинхорна (при виде которого сразу бросается в глаза его пасторский воротник) он не афиширует свой выбор. Хотя я, наверное, тоже делаю такой выбор, когда заявляю о своем атеизме. Я не считаю, что отказ от определенной позиции – единственная логическая реакция на существование неразрешимых вопросов.

Наша вера в возможные ответы на неразрешимые вопросы может влиять на наше поведение. Возьмем, например, проблему бесконечности Вселенной. Вполне возможно, что мы никогда не сможем найти ее решение. Значит ли это, что по данному вопросу следует занимать агностическую позицию?

Существует мнение, что тут было бы разумно использовать логику пари Паскаля. Если Вселенная бесконечна, мы (вероятно) никогда об этом не узнаем. Но если Вселенная конечна, то существует вероятность, что мы когда-нибудь узнаем об этом. А раз так, не лучше ли верить в конечность Вселенной? В конце концов, если Вселенная бесконечна, то ошибочность этой веры никогда не сможет быть доказана, а в противном случае могут появиться доказательства ее правоты.

Но что, если бесконечная Вселенная создает более интересные условия для жизни? Из идеи бесконечной Вселенной можно вывести некоторые довольно захватывающие следствия. Одно из них состоит в существовании бесконечного числа вас, читателя этой книги. Психологический эффект этого вывода из веры в бесконечность Вселенной может повлиять на вашу жизнь самым решительным образом.

Мне кажется, что именно поэтому я отвергаю исходную формулировку пари Паскаля о существовании Бога (или, выражаясь современным языком, сверхъестественного разума, создавшего Вселенную) и выбираю атеизм. В конечном счете этот выбор определяет мой образ жизни. Я не спорю с тем, что я, возможно, никогда не узнаю ответа на этот вопрос, но допущение такого безудержного полета воображения в реальность моей жизни означало бы возникновение слишком многих других фантастических возможностей. Это противоречит моей природной склонности к поиску наилучших объяснений. Вера в существование множественных вселенных означает создание многих экземпляров того же самого с небольшими вариациями. Возможно, это не самое лучшее объяснение, но оно лучше всех прочих.

Почему может существовать бесконечное множество экземпляров вас, читающего эту книгу

Это рассуждение основано на нескольких допущениях. Первое из них происходит из квантовой физики: предположим, что все во Вселенной квантуется. Это означает, что в конечной области пространства существует лишь конечное число точек и они могут принимать лишь конечное число разных значений.

Упрощенная версия такой вселенной похожа на бесконечную шахматную доску, каждая клетка которой может быть либо черной, либо белой. Выделим некий участок этой шахматной доски, представляющий все разнообразие жизни – в том числе и вас, читатель. Предположим, например, что это участок размером 10 × 10 клеток, которые образуют определенный черно-белый рисунок.

В одной из моделей бесконечной вселенной за пределами такого участка размером 10 × 10 все покрыто черным цветом. Как пустота. Поэтому нам нужно какое-нибудь другое предположение. Оно состоит в том, что любые другие распределения клеток могут возникнуть с равной вероятностью. Ни один из рисунков не имеет преимуществ перед другими. Поскольку число возможных рисунков конечно, а число участков размером 10 × 10 во вселенной бесконечно, то, если наш рисунок встречается конечное число раз, должен существовать другой рисунок, встречающийся бесконечное число раз и, следовательно, бесконечно более вероятный, чем наш, – что противоречит нашей второй предпосылке. Следовательно, наш рисунок должен бесконечно повторяться во вселенной такой шахматной доски.

Покидая кабинет Барроу, я чувствовал себя довольно подавленно. Я искал то, чего мы не можем знать, но теперь я начал сомневаться, можем ли мы вообще знать хоть что-нибудь. Пока я ехал домой, одно предложение из книги Барроу продолжало звучать в моих ушах: «Идея невозможного включает для многих сигнал тревоги. Любое предположение, что человеческое понимание Вселенной и научный прогресс могут быть чем-то ограничены, является для некоторых опасным мемом, подрывающим веру в могущество науки в целом».

Если вернуться к «рубежам», которые мы рассмотрели раньше, ничто в них не кажется таким же неразрешимым, как вопрос о конечности или бесконечности Вселенной. Теория хаоса утверждает, что будущее непознаваемо, но мы можем подождать, пока это будущее не станет настоящим, и познать его. Деля на части игральную кость, можно дойти до того уровня, на котором пространство оказывается квантованным, так что до неделимого возможно дойти всего лишь за конечное число шагов. Конечно, продвижение по этой лестнице, ведущей вниз, может оказаться практически невозможным, но эта задача не является принципиально неразрешимой. А принцип неопределенности Гейзенберга не столько не позволяет нам получать ответы, сколько заставляет задуматься, правильно ли сформулированы наши вопросы. Проблема не в том, что мы не можем одновременно знать положение и импульс; открытие заключается в том, что задавать этот вопрос вообще бессмысленно.