Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Книги будут уговаривать тебя взять их с собой, – предостерегла Ханта Лехаба. – Ни в коем случае не поддавайся на эти уговоры.
– Ты славно трудишься, предотвращая их побеги, – похвалил ее Хант.
Сияющая Лехаба прильнула к Сиринксу и свернулась калачиком. Почуяв ее тепло, он довольно заурчал.
– Эти книги способны на любые трюки, только бы оказаться у тебя в сумке, кармане или за пазухой. Они и на лестнице догонят. Их заветное желание – снова попасть в мир.
Лехаба махнула в сторону отдаленных полок, где свалившаяся книга приземлилась на ступени.
– А ну на место! – сердито скомандовала она.
Рука Ханта потянулась к спрятанному ножу, но в этот момент невидимые руки подняли книгу, отнесли к нужной полке и водрузили на место. Последовала золотистая вспышка – знак досады на неудавшийся побег.
Лехаба что-то прошипела в сторону беглянки, после чего укрылась хвостом Сиринкса, будто меховой накидкой.
Брайс покачала головой. Боковым зрением она увидела, что Хант пристально смотрит на нее, и совсем не так, как обычно смотрели мужчины.
– А откуда все эти зверюшки в террариумах?
– Бывшие любовники и соперники Джезибы, – прошептала из-под накидки Лехаба.
– Я слышал нечто подобное.
– Сама я ни разу не видела, чтобы она кого-то превращала в животное, – сказала Брайс, – но я стараюсь ее не злить. Мне совсем не улыбается превратиться в свинью, если Джезиба разозлится на меня за проваленную сделку.
Губы Ханта изогнулись вверх, выражая смесь изумления и ужаса.
Лехаба открыла рот. Вероятно, собиралась назвать Ханту все имена, какие дала обитателям террариумов. Брайс ее опередила:
– Я тебя позвала, поскольку взялась за список перемещений Даники в последние дни ее жизни.
Брайс дотронулась до листа, который начала заполнять.
– В самом деле? – спросил Хант, не сводя глаз с ее лица.
Брайс откашлялась и кивнула:
– Тяжелое это дело. Заставляешь себя вспоминать. Я подумала… может, ты поспрашиваешь меня? Это подхлестнет… поток воспоминаний.
– Хорошо.
Брайс с тревогой ждала услышать знакомые слова о нехватке времени, о порученном им расследовании. Потом еще и упрекнет ее в проволочках и излишней сентиментальности.
Но Хант просто разглядывал книги, террариумы и аквариумы, дверь в душевую в дальнем конце. Потом поднял голову к потолку. Потолок, расписанный под звездное небо, заставил его поморщиться. Но вместо вопросов о Данике ангел задал ей другой:
– У тебя в университете был курс древней истории?
– Да. Факультативный. Мне нравились знания о древнем мире. У меня было «отлично» по классической литературе, – добавила Брайс. – А в детстве я учила древний язык фэйцев.
Язык она постигала самостоятельно, захлестнутая внезапным интересом побольше узнать о своем наследии. Этими знаниями Брайс рассчитывала при первой встрече с родным отцом произвести на него впечатление. Встреча обернулась сплошным дерьмом, и она забросила изучение древнего языка. Все это выглядело слишком по-детски, но Брайс было плевать.
А ведь знание древнейшего из фэйских языков сейчас очень бы пригодилось. Самые ценные фэйские древности находились не в зале. Здесь. Но Брайс могла с трудом прочитать лишь отдельные слова.
Хант снова обвел взглядом подземную библиотеку.
– Как ты попала на работу в галерею?
– После университета мне было никуда не устроиться. В музеи меня не брали из-за недостатка опыта, а прочие галереи принадлежали разным извращенцам, смотревшим на меня как на… деликатес.
Глаза ангела помрачнели. Гнев, бурливший внутри его, был проявлением сочувствия. Брайс постаралась этого не заметить.
– Но моя подруга Фьюри…
Хант слегка напрягся. Он наверняка знал репутацию Фьюри.
– У них с Джезибой была какая-то общая работа на Пангере. Джезиба обмолвилась, что ей нужна помощница, и Фьюри буквально затолкала ей в глотку мое резюме, – усмехнулась Брайс. – Джезиба предложила мне работу, поскольку не хотела брать какую-нибудь жеманную капризную особу. Работа слишком грязная, клиенты не любят светиться. Джезибе требовалась помощница, которая умеет общаться и в то же время немного разбирается в древнем искусстве. Вот так я и попала в «Грифон».
Хант переварил услышанное, затем спросил:
– Как твои нынешние отношения с Фьюри Акстар?
– Никак. Она сейчас на Пангере. Делает то, что умеет делать лучше всего.
Конечно, это совсем не ответ.
– Акстар когда-нибудь рассказывала тебе, чем она там занимается?
– Нет. Я и не горю желанием узнать. Рандалл – муж моей матери – немало мне порассказал о войне. Я и задумываться не хочу о том, что делает там Фьюри.
Кровь, грязь, смерть. Наука против магии, машины против ваниров, бомбы и химия против первосвета, когти против пуль.
Рандалл провел на Пангере три года, отслужив там по обязательному призыву в армии. В армию призывались все, кто относился к категории перегринов (кроме Низших). Пусть отчим и молчал о некоторых сторонах своих армейских будней, но Брайс знала: эти три года оставили шрамы не только на его теле. Шрамы в душе были значительно глубже. Убивать подобных себе – занятие не из легких. Но законы, установленные астериями, отличались крайней жестокостью. За любой отказ служить расплачивались собственной жизнью и репрессиями в отношении близких. Немногие остававшиеся в живых превращались в рабов, и на их запястьях появлялись те же буквы, что и у Ханта.
– Ты исключаешь шанс, что убийца Даники мог быть каким-то образом связан с…
– Да! – прорычала Брайс, поняв вопрос. Пусть они с Фьюри и не общались, но она это знала. – Враги Фьюри не были врагами Даники. Едва Бриггс оказался за решеткой, Фьюри прекратила со мной общаться.
С тех пор они больше не виделись.
Решив сменить тему разговора, Брайс спросила:
– А сколько тебе лет?
– Двести тридцать три.
Она быстро проделала вычисления в уме и нахмурилась:
– Значит, во время бунта ты был совсем молод? И уже командовал легионом?
Неудачный мятеж ангелов произошел двести лет назад. По ванирским меркам Хант был слишком молод для командира столь высокого ранга.
– Это определили мои магические способности. – Он поднял руку, и вокруг пальцев заплясали молнии. – Отличался умением убивать.
Брайс что-то пробурчала.
– А тебе доводилось убивать? – вдруг спросил Хант, внимательно глядя на нее.
– Да.
В глазах ангела она прочла изумление. Брайс совсем не хотелось вспоминать об истории, случившейся в их выпускной год. Тогда они обе загремели в больницу. У Брайс была повреждена рука. От украденного мотоцикла осталась груда металла.