— Ничего не говори, — сказала Наташа.

— Он тиран, Наташа.

— Я попросила ничего не говорить. Черт, ну и что мне теперь делать с букетом цветов посреди рабочего дня?

— Выброси их.

— Не говори ерунды.

— Разве это ерунда?

— Да, потому что это цветы от Ланса, а такие парни очень редко покупают букеты.

— Такие, как Ланс? И что же это за парни такие, Наташа?

— Он очень гордый, Эд, и ему трудно.

— И насколько ему было трудно, когда он ударил тебя по лицу? И, кстати о гордости, куда подевалась твоя собственная?

Они стояли перед баром.

— Слушай, Эд, я же сказала. Я не хочу говорить на эту тему, и, если ты не можешь уважать мою просьбу, я уйду. Понятно? Я уйду. Возьму больничный, и тебе придется одному ловить этого чертова убийцу.

— Хорошо, я молчу.

— Отлично.

Бар был маленький, и свободен был только один столик на двоих. Наташе пришлось положить цветы Ланса под стул.

— Итак, — сказал Ньюсон, после того как они заказали сандвичи, — что мы знаем насчет нашего убийцы?

— Он ненормальный.

— Возможно, а еще что? Мне кажется, что он сам был жертвой. Эти убийства потребовали очень тщательной подготовки и стальных нервов. Психологический мотив абсолютно конкретный. Наш маньяк — самая настоящая страдающая душа.

— Или, возможно, он отец ребенка, подвергшегося издевательствам в школе, — предположила Наташа. — Ты подумай, для отца это, наверное, самая страшная мысль: осознавать, что мучают его ребенка. Это ужасно, и ты будешь чувствовать огромную вину, что не смог остановить это. Безвыходная ситуация.

— Может быть и так, — согласился Ньюсон.

— Не думаю, что наш убийца — жертва тирана, потому что для жертвы он слишком крутой и уверен в себе.

— Крутой?

— Да, он психопат, но определенно крутой, — продолжила Наташа. — Посмотри, он убил шестерых, и мы понятия не имеем, кто он такой. Он разыграл каждый сценарий как по нотам. Он задал себе ужасно сложную задачу, но сумел воплотить ее в жизнь. Он жесткий, изобретательный, у него просто стальные нервы. Как такой человек может позволить кому-то издеваться над собой?

Ньюсон посмотрел на Наташу и на синяк у нее под глазом.

— Ты лучше других должна понимать, как сильные, храбрые, крутые люди могут стать жертвой насилия.

— Я сказала, что не хочу говорить об этом, Эд.

— Да, ты права. Извини.

— Но спасибо за комплимент.

Наташа положила ладонь на стол. Ньюсон накрыл ее руку своей и слегка сжал.

— Никакая я не крутая, Эд, — сказала она. — Тебе кажется, что ты все знаешь, но это неправда. Я просто дура.

По пути обратно в офис Ньюсон купил последний выпуск «Ивнинг стандарт». На первой полосе была новость об убийстве подростка, девочки, которая ходила в общеобразовательную школу на севере Лондона и которая покончила с собой из-за издевательств.

— Господи, везде одно и то же. Нам что, никогда из этого не вылезти? — воскликнула Наташа.

История о самоубийстве Тиффани Меллорс была особенно неприятна Ньюсону, потому что напомнила ему о Хелен Смарт. Девочка пошла в свою спальню, пока родителей не было дома, зажгла ароматические палочки, включила музыку и начала резать себе руки. Дойдя до запястий, она достигла такой степени отчаяния и ненависти к себе, что нанесла себе смертельные порезы. Она оставила записку крупным девичьим почерком, в которой было просто сказано: «Меня погубили издевательства». Ее школа давно стояла на учете как особо проблемная с этой точки зрения, и «Стандарт» со своих страниц призывал правительство и профсоюзы учителей делать что-то, чтобы избавиться от того, что они называли «раковой опухолью школ». Статья включала длинную цитату от имени «Кидкол». Ньюсон подумал, что ее автором могла быть Хелен.

«Школьное насилие — это раковая опухоль. Оно поедает души жертв и тиранов. Оно подрывает среду, в которой появляется, и касается всех нас. Мое сердце исходит кровью при мысли о родителях этой прекрасной молодой девушки, и я призываю всех детей, которые сталкиваются с такого рода отчаянием, поднять трубку и набрать номер „Кидкол“. Мы хотим обратиться к правительству, учителям, родителям и психологам со словами: „Недостаточно просто стоять и думать, как это ужасно. Нужно взять на себя ответственность, и с этим нужно что-то делать“».

Ньюсон снова вспомнил Хелен Смарт. Жертва со склонностью к мазохизму, яркая, привлекательная женщина, загнавшая себя в скорлупу ненависти к себе. Он вспомнил ужасного Келвина, шляющегося по ее квартире. Что за странный психологический эксперимент она хотела провести, пытаясь против своей воли затащить в свою постель такого мужчину? Ньюсон подумал, что, возможно, это был сексуальный эквивалент порезам на ее руках.

Улыбающееся лицо Тиффани Меллорс смотрело на него с первой полосы газеты. Цитата из «Кидкол» была права. Девочка была красивая, с широкой, сияющей улыбкой. Какие издевательства могли заставить такую девушку прервать свою жизнь в самом ее расцвете?

Офис «Кидкол» занимал целый этаж в небоскребе «Сентер-Пойнт». Ньюсон пришел туда, решив, что ему необходимо получше разобраться в психологии насилия и тиранов, а здесь как раз занимались этой темой.

— Взрослые тоже могут жестоко обращаться с детьми, — сказал ему консультант по телефону, — но мы занимаемся жестоким обращением одних детей с другими. Дети тоже на это способны.

Ньюсон договорился о встрече с главным консультантом, работающим на полную ставку. Войдя в офис, он вздохнул с облегчением, не увидев Хелен. Он знал, что, связавшись с «Кидкол», он рисковал столкнуться с ней, но чувствовал, что другого выхода нет. Он хотел поговорить со специалистами.

Офис состоял из телефонных кабин, где постоянно работали четыре консультанта, большой комнаты для приема посетителей и маленького кабинета президента, Дика Кросби.

— Он здесь бывает довольно часто, — сказал Генри Чамберс, как только они вошли в офис Кросби, — но когда его нет, здесь сижу я. Итак, инспектор? Как у нас принято спрашивать: чем я могу вам помочь?

— Что ж, мистер Чамберс…

— Пожалуйста, просто Генри.

— Генри. Меня интересует психология насилия.

— Вы пришли по адресу. Именно этим мы занимаемся. Насилием… Конечно, в первую очередь его предотвращением.

— Возможно, вы смогли бы мне немного рассказать…

— Вы друг Хелен Смарт, да?

— Да, я…

— Я сказал ей о вас сегодня утром. Знаете, я сказал, что вы звонили и собираетесь прийти, а она сказала, что знает вас. Мир тесен, да? Все частенько говорят эту фразу, ха-ха.