— Да.

— Хелен такая милая.

— Да, конечно, полностью с вами согласен.

— Когда она пришла, организация просто преобразилась. Она потрясающе общается по телефону, говорит с детьми. К тому же она прекрасный администратор и очень, просто очень милая женщина.

— Да. Я очень хорошо ее знаю. Мы учились вместе в школе.

— Наверное, это здорово.

— Что?

— Знать ее со школы.

Ньюсону было абсолютно понятно, что Генри Чамберс по уши влюблен в Хелен. Ньюсон знал эту печальную привычку постоянно испытывать потребность говорить об объекте своей любви и петь ей дифирамбы в любом обществе, знал на собственном опыте. Интересно, тревожно подумал он, неужели Хелен тоже видит чувства Генри?

— Я пытаюсь создать портрет типичной жертвы издевательств, — сказал Ньюсон.

— Боюсь, на этот вопрос нет очевидного ответа, инспектор. Каждый случай уникален. Мы знаем, что любой может стать жертвой издевательств. Дети, которые никогда не испытывали этого на себе, переходят в другую школу и ни с того ни с сего попадают в беду. Родители часто в шоке, когда узнают, что над их ребенком глумятся. Взгляните на этот последний случай в сегодняшней газете. Девочка перерезала себе вены. Просто поразительно, но потребовалась такая жертва, чтобы этим вопросом заинтересовались.

— Да, поразительно.

— Из статьи в газете я понял, что девочка вовсе не была типичной жертвой. Она была популярна, красива, и это еще одна причина, почему этим делом заинтересовалась пресса. Печально, что мы считаем гибель ребенка более грустной, если это был красивый ребенок.

— Полагаю, все мы завязаны на красоте.

— Красота и ее оценка очень субъективны, — чопорно сказал Чамберс. — И вообще, Тиффани Меллорс страдала молча. Никто не знал о ее мучениях, никто даже не догадывался, потому что она не подходила ни под один тип потенциальных жертв.

— Но наверняка дети, которые чаще подвергаются издевкам, в чем-то схожи.

— Да, логично предположить, что это более уязвимые дети. Дети с физическими недостатками всегда под ударом. Заторможенные дети, а также очень чувствительные или слишком умные. Хелен могла бы больше вам рассказать. Вы знаете, она тоже страдала в школе. Вы об этом знали?

— Тогда — нет.

— Видите ли, зачастую это тайное преступление. Тайные жертвы, тайные мотивы, хотя в случае Хелен абсолютно очевидно, что другие девочки просто ей завидовали.

Ньюсону было абсолютно очевидно, что это просто ерунда. Кристина Копперфильд даже и не думала завидовать Хелен Смарт, она просто презирала ее и ненавидела, считая, что Хелен — задавака. Но Генри Чамберс смотрел на это дело глазами влюбленного и, естественно, видел все в абсолютно другом свете.

— Просто невозможно предсказать, кто станет следующей жертвой, — продолжил Чамберс.

За дверью послышался громкий голос. Ньюсон тут же узнал его. Уверенный, спокойный, но с тончайшей, практически незаметной развязной ноткой. Дик Кросби пришел на работу. Он вошел в офис и узнал Ньюсона до того, как Чамберс успел его представить.

— Вы что, преследуете меня, инспектор? Может быть, мне стоит начать беспокоиться?

— Вовсе нет, мистер Кросби. Вообще-то, я пришел не к вам.

— Жаль, что с вами нет вашей красавицы коллеги, не то я бы сказал, что очень рад вас видеть.

На секунду Ньюсон растерялся. Откуда этот человек может знать о Наташе? И вдруг он вспомнил, что последний раз, подойдя к Кросби за сценой на концерте, он сообщил, что находится на службе, и представил ему Кристину. Естественно, Кросби предположил, что Кристина тоже состоит на службе в полиции. Бедная Кристина. Как бы она обрадовалась, узнав, что Дик Кросби ее запомнил и первым делом упомянул о ней в разговоре.

— Я никогда не забываю лица, — добавил Кросби, — но в ее случае я помню не только лицо. Такие девушки как раз по моему вкусу.

Ньюсон хотел сказать, что Кристина погибла, закрыть эту ухмылку тяжелой завесой скорби. Но он не сделал этого. К чему?

Генри Чамберс заговорил из угла комнаты. Он встал из-за стола Кросби в тот момент, когда великий человек вошел в комнату.

— Инспектор Ньюсон расследует дело о насилии, — сказал он почти извиняющимся тоном.

— Да, — прибавил Ньюсон. — Мне интересно узнать о психологии этого предмета.

— Да, интересно, очень интересно, — задумчиво сказал Кросби, по-хозяйски направляясь к столу и элегантно усаживаясь в свое кресло. — Единственное, в чем я уверен насчет психологии насилия, это в том, что ничего о ней не знаю. Нет двух похожих тиранов, равно как двух похожих жертв.

— Именно это я и сказал, — робко вставил Чамберс. — Каждый случай уникален.

— А в вашей школе были случаи насилия? — спросил Ньюсон. — Мне запомнилась ваша речь на том благотворительном шоу в Гайд-парке. Очень прочувствованная речь.

— Полагаю, с этим сталкивался каждый, и я не исключение. Я тогда не был миллиардером, просто учеником дорогой частной школы. Мы, карьеристы, всегда были мишенями. Но, насколько вы понимаете, я с этим справился.

— Конечно, вы справились просто превосходно.

— Не ожидал увидеть вас здесь сегодня, Дик, — вмешался в разговор Чамберс.

— Я пришел из-за этого ужасного случая с Тиффани Меллорс, — сказал Кросби. — Средства массовой информации хотят комментариев, и я подумал, что должен приехать сюда и придать «Кидкол» уверенности. Нужно извлечь максимум пользы из этой трагедии. Я просмотрел файлы, но она никогда не связывалась с нами. Если бы она это сделала, то, возможно, была бы жива.

Ньюсон извинился и покинул Кросби и Генри Чамберса, намереваясь вернуться в Скотленд-Ярд. Выйдя из комнаты, он увидел, что его поджидает Хелен Смарт.

— Не хочешь выпить кофе? — спросила она.

Ньюсон не хотел никаких разговоров, но ничего не мог поделать. Это был вопрос хорошего воспитания. Он неохотно пошел с Хелен в ближайший «Старбакс», ожидая дальнейших неприятных инкриминаций или, возможно, требований заполнить ее отверстия булочками с белым шоколадом и кончить в ее диетическое латте. Но, к счастью, она была спокойна и, можно сказать, сговорчива.

— Я хотела извиниться, — сказала она, набрасываясь на огромную чашку кофе мокко с белой пеной соевого молока. — Я просто ужасно вела себя.

Она по-прежнему выглядела усталой и нездоровой, но ее волосы были чистые, а одежда опрятной, что очень контрастировало с неряшливостью, которую Ньюсон видел всего два дня назад во время допроса у нее на квартире.

— Ты написала на меня жалобу, Хелен. Ты сказала, что я тебе угрожал. Это могло для меня очень плохо закончиться.

— Я знаю, я поступила как настоящая дрянь. Как подлая сука. Но я была зла. А сейчас нет.