— И почему же ты сменила гнев на милость? Кстати, ценю, что ты извинилась.

— Ну, для начала, я стала пить прозак, но он начнет действовать не раньше чем через пару недель. А пока мне придется изо всех сил стараться, пользуясь только внутренними ресурсами.

— Значит, ты все-таки пошла к врачу?

— Да, она выписала мне таблетки и договорилась насчет консультации, а я ее ужасно боюсь. Знаешь, у меня кошмарная депрессия.

— Да, я заметил.

— Но самое главное, что я вдруг начала видеть, что причина этой депрессии — я сама. Я — моя единственная проблема и должна сама с ней бороться.

— Что случилось, Хелен? — Ньюсон уже привык к перепадам настроения Хелен и был настороже.

— Сработал своего рода будильник, который есть только у матери, — ответила она. — Это случилось сразу после вашего ухода в воскресенье. Келвин ужасно разозлился, что у меня в доме побывали копы.

— Да, я заметил. А кто такой этот Келвин?

— Я познакомилась с ним накануне вечером в клубе в Камдене.

— Понятно.

— Да, можешь не объяснять, что приводить в дом незнакомцев — плохая идея.

— Да еще таких незнакомцев, как Келвин.

— Я сделала это после шоу в Гайд-парке. После того, как увидела тебя с Кристиной.

— Значит, опять я виноват?

— Нет, именно с этим мне пришлось смириться. Нет, я все равно считаю, что с твоей стороны было просто скотством появиться там с ней и вообще…

— Послушай, извини, но…

— Это неважно, Эд. Я же сказала, мне нужно научиться признавать тот факт, что я несу ответственность за все, что со мной происходит. Я вела себя как мстительная школьница. На самом деле не просто вела себя. Я была ею. Ревнивой и злой школьницей, я была ею всю жизнь.

Ньюсон не ответил. Это была новая Хелен, кающаяся и анализирующая собственные поступки. Горечь ушла у нее из голоса. Неужели он наконец увидел ее настоящую или это был еще один параноидальный плод ее болезненного воображения? И вообще, есть ли она, настоящая Хелен? Или нет?

— Кстати, мне пришлось провериться, — проворчала она. — В клинике… ну, после того вечера, который мы провели вместе… — Она замолчала. Ни он, ни она не хотели обсуждать детали того вечера. — Я чувствовала, что должна это сделать ради тебя. Ну, то есть провериться.

— Ну да, это как запереть конюшню после того, как лошадь сбежала.

— Да, ну, в результате оказалось, что все чисто. Я сто лет ни с кем не спала до тебя.

Ньюсон сомневался насчет правдивости этих слов и еще насчет фразы «сто лет». То, что Хелен хотела чувствовать и делать, не входило в число легко подавляемых потребностей.

— Так что насчет этого будильника? Что случилось с Келвином?

— В двух словах. Он рвал и метал, что вы пришли ко мне на квартиру, он был агрессивным и вдруг достал из сумки разные причиндалы и решил уколоться. Я просила его остановиться и сказала, что мне не нужно это дерьмо в доме, но он велел мне заткнуться и продолжил готовить эту хрень, развалясь у меня на диване, без рубашки, в расстегнутых штанах, он ухмылялся, потом ширнулся, и я подумала: еб твою мать, еще один тиран, я сама пошла и нашла себе еще одного тирана.

— Кажется, неприятности тебя просто обожают, так, Хелен?

— Да, ты прав. Но мы сами создаем себе неприятности. В общем, я знала, что скоро няня приведет Карла. Еды в доме не было, зато был агрессивный обдолбанный урод, он болтался по квартире, заторчав от лошадиной дозы, и вдруг он сказал, что опять хочет со мной в постель, а я подумала, что он может меня изнасиловать, поэтому начала искать нож и все это время думала, что сама притащила этого ублюдка в свой дом. В дом Карла. Я это сделала, это был мой выбор, и я была самой охуенной дурой на свете.

— Да уж, вид Келвина мне абсолютно не понравился.

— Он мне даже по пьяни показался полным дерьмом. И я его подобрала в занюханном клубе и заплатила за такси, чтобы привезти в дом своего сына. Но, учитывая, что в воскресенье я была трезвая, в моем доме побывала полиция и не было еды, он выглядел просто охуительно мерзотно, словно дьявол, поднявшийся за мной из ада. И я выбрала его! Нет, ну как это называется?

— Не знаю. Неуважение к самой себе?

— Именно так. Я ненавижу себя и не думаю, что заслуживаю чего-нибудь лучшего.

— Кажется, это настоящий самоанализ.

— В общем, это и был тот будильник. Не беспокойся, слава богу, обошлось без эксцессов. В конце концов у Келвина закончились наркотики. У меня не было еды, почти не было денег, я не хотела трахаться с ним, и, поскольку другого ничего не оставалось, он, как и любой другой козел, просто оделся и ушел. Даже «до свиданья» не сказал, но мне, если честно, насрать. Закрыв за ним дверь, я чуть не начала орать, настолько сильное было облегчение. Но после этого, сидя и ожидая, когда вернется Карл, я могла думать только о том, что могло бы случиться, если бы вдруг он начал буйствовать, если бы Карл приехал домой и увидел бы меня избитую, изнасилованную и ограбленную. Или даже если бы Келвин просто был там, новый мамочкин тиран, он бы кололся на диване, а Карл просил бы горячий шоколад и сказку. Господи, просто невыносимо думать об этом. В общем, именно поэтому я пошла к врачу. Именно поэтому я говорю сейчас с тобой. Я должна взять себя в руки. Я слишком долго была жертвой. Двадцать лет, а может, и всю свою жизнь, и пришло время, когда с этим нужно что-то делать.

Ньюсон заметил, что Хелен сжала кулаки так, что побелели костяшки. На мгновение ее глаза засияли темным сатанинским огнем. Он видел этот взгляд несколько дней назад в глазах Роджера Джеймсона, когда они стояли вместе в коридоре «Гайд-парк Хилтон», обсуждая жестокое убийство бездомного из Нью-Йорка. Джеймсон сказал то же самое: «С этим нужно что-то делать».

Неужели Хелен что-то с этим уже сделала? Он давно отказался от этой мысли, но теперь не был так уверен. Неужели именно по этой причине она вдруг вылезла из своего темного угла? Потому что она отомстила Кристине Копперфильд? Неужели она прорвалась из круга слабости и боли, используя истекающее кровью и задыхающееся тело Кристины в качестве тарана?

— Ты понимаешь, что, выгнав Келвина, лишилась алиби?

Она посмотрела на него поверх чашки с кофе. На ее губах была пена.

— Эд, я не убивала Кристину Копперфильд.

Могла ли она это сделать? Мотив у нее точно был, она ненавидела Кристину и вынашивала эту месть двадцать лет. Но как насчет других убийств? Могло ли самоуничижение Хелен настолько изменить ее натуру, спровоцировав жесточайший психопатический рисунок поведения? Да, она работает на организацию по защите от тиранов. Ее жизнь посвящена жертвам насилия. Каждый день на работе ей приходится видеть ужасные страдания, напоминающие о ее собственном детстве.