Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Не знаю, — ответила Жозефина. Обидно, даже как-то оскорбительно: сестра разговаривает с ней, как с секретаршей.
— Ничего, справишься. Да не волнуйся ты так! И прежде всего, Жози, ни слова ни одной живой душе! Если мы хотим, чтобы наша афера удалась, о ней нельзя никому рассказывать. Поняла?
— Да, — слабо выдохнула Жозефина.
Ей хотелось одернуть сестру, это не «афера», это книга, ее книга… «О Господи, — подумала она, — я слишком чувствительна, я все замечаю, любой пустяк меня ранит…»
Ирис жестом подозвала официанта и заказала бокал шампанского. «Один?» — удивленно переспросил он. «Да, я одна здесь праздную. — Я с удовольствием попраздновал бы с вами», — заявил официант, выпячивая грудь. Ирис окутала его рассеянным взглядом синих глаз, и он удалился, напевая: «У любви как у пташки крылья, ее нельзя никак поймать».
Ну как, опять ничего не вышло?
— Абсолютно ничего. Я в отчаянии!
— Да ладно тебе, успокойся. Ты годами пьешь таблетки, а теперь думаешь, что — чпок — ты щелкнешь пальцами, и внутри тут же образуется эмбрион! Имей терпение! Явится дивный младенец, всему свое время.
— Я, может, старовата стала, а, Жинетт? Уж тридцать девять скоро. А Марсель просто с ума сходит!
— И смех, и грех, тоже мне молодожены! Еще и трех месяцев не прошло, как вы начали пробовать!
— Он заставил меня пройти кучу обследований, чтобы выяснить, все ли в порядке. Раньше я от одного взгляда залетала!
— Так ты уже беременела?
— Три аборта. Короче, может…
— Короче, он боится, что ты теперь бесплодна?
— Да ты что! Я ему ничего не говорила! И ты молчок!
— Ты и от него делала аборт? — изумленно спросила Жинетт.
— Ох, ну ты даешь! Я что, по-твоему, стала бы играть в деву Марию? У меня-то нет под рукой Иосифа. А Марсель вечно в штаны готов наложить, как видит Зубочистку. Это, знаешь ли, не самый надежный залог безопасности. Он перед ней расплывается в лужицу дерьма! Я даже сейчас ни в чем не уверена. Кто может обещать мне, что он признает моего малыша, когда я все-таки забеременею?
— Он обещал.
— Сама знаешь, обещания важны только для тех, кто их получает.
— Глупости ты говоришь, Жозиана. Сейчас совсем другое дело! Он прям весь из себя такой помолодевший, только об этом и говорит, сел на диету, катается на велике, ест здоровую пишу, курить бросил, два раза в день меряет давление, роется в каталогах детских шмоток, только что памперсы на себя не примеряет…
Жозиана с сомнением посмотрела на нее.
— Ммм… Посмотрим, что будет, когда его семечко попадет в почву. Но хочу тебя предупредить, если он еще раз прогнется перед своей Зубочисткой, я все пошлю к черту, избавлюсь и от папашки, и от ребеночка.
— Тсс! Он идет.
Марсель поднимался по лестнице в сопровождении грузного господина, отдувающегося на каждой ступеньке. Они вошли в кабинет Жозианы. Марсель представил Жинетт и Жозиане мсье Бугалховьева, украинского бизнесмена. Обе женщины улыбнулись и поклонились. Марсель нежно взглянул на Жозиану и украдкой чмокнул ее в макушку, когда украинец зашел в его кабинет.
— Как делишки, мусечка?
Он положил ей руку на живот. Жозиана, ворча, высвободилась.
— Что ты меня держишь за несушку, вот возьму да снесу яйцо.
— Ничего не изменилось?
— С сегодняшнего утра? — иронически улыбнулась она. — Нет, ничего. Никого не горизонте не видать.
— Перестань надо мной издеваться, мусечка.
— Я не издеваюсь, я просто устала. Чувствуешь разницу?
— У меня в кабинете осталось виски?
— Да, и лед в холодильнике. Собираешься напоить украинца?
— Я же хочу, чтобы он подписал на моих условиях, так что без этого не обойтись!
Он пошел к себе, но у дверей остановился и прошептал Жозиане:
— Да, и пусть нас никто не беспокоит, пока он не попался мне на крючок!
— Хорошо… Даже к телефону не звать?
— Только если что-то срочное… Люблю тебя, мусечка! Я счастливейший из людей.
Он скрылся за дверью. Жозиана беспомощно взглянула на Жинетт. «Ну что мне с ним делать?» — вопрошали ее глаза. С тех пор как Марсель предложил завести ребеночка, его было не узнать. На Рождество отправил ее в горы — кататься на лыжах. Он звонил каждый день, спрашивал, тренируется ли она правильно дышать, волновался, когда она простужалась, требовал немедленно обратиться к врачу, упрашивал есть побольше красного мяса, принимать витамины, спать не менее десяти часов в день, пить морковный и апельсиновый сок. Он читал и перечитывал книгу «Мы ждем ребенка», делал записи, обсуждал их по телефону с Жозианой, изучал разные практики родовспоможения: «А вот еще сидя, как тебе это нравится? Так рожали в старину, для ребенка это легче всего, знай себе спускайся тихо-тихо, ему не надо биться, чтобы найти выход, можно пригласить акушерку, которая поможет, а?» Она ходила по улицам, падал снег, она думала об этом ребенке. Она спрашивала себя, сможет ли быть хорошей матерью. «С такой матерью, что у меня была… интересно, матерями рождаются или становятся? И почему у моей так и не проявился материнский инстинкт? А если я поневоле начну вести себя так же?» Она вздрагивала, запахивала пальто и шла дальше. Потом, усталая, возвращалась в четырехзвездочный отель, где Марсель снял для нее номер, заказывала суп и йогурт в номер, включала телевизор и ложилась на огромную кровать, на мягкие, теплые, душистые простыни. Иногда она думала о Шавале. О тонком, нервном теле Шаваля, о его руках, сжимающих ее грудь, о его губах, о том, как он кусал ее, кусал, покуда она не начинала просить пощады… Она встряхивала головой и изгоняла его из своих мыслей.
— Я с ума сойду! — Громко вздохнула Жозиана.
— Скажи, мне это пригрезилось или Марсель поставил имплантаты?
— Тебе не пригрезилось. А еще раз в неделю он ходит в институт красоты на подтяжки! Хочет быть самым красивым папашей в мире…
— Как это мило!
— Нет, Жинетт, это утомительно!
— Ладно, дай мне ту ведомость по поставкам, что я просила. Рене хочет ее проверить…
Жозиана порылась в бумагах на столе, достала нужную накладную и протянула Жинетт. Выходя из кабинета, Жинетт столкнулась с Шавалем.
— Она там? — спросил он, не удосужившись даже поздороваться.
— Между прочим, у нее есть имя.
— Ладно тебе, не съем я твою подружку.
— Остерегись, Шаваль. Остерегись.
Он толкнул ее плечом и вошел в кабинет Жозианы.
— Ну, красотка, все мутишь со стариком?
— Тебя это колышет?
— Спокойно! Спокойно! Он здесь? Я могу его видеть?