Сведений о выучке сражавшихся на Халхин-Голе командиров инженерных войск и войск связи во введенных на сегодняшний день в научный оборот источниках нет.

Что касается выучки дравшихся на Халхин-Голе бойцов и подразделений, то вышеназванные источники содержат информацию только по одному роду войск – пехоте.

Одиночный боец пехоты на Халхин-Голе систематически проявлял неумение вести ближний бой. Ведь и в июне и в июле 1939 г. приказы Г.К. Жукова требовали научить бойца чуть ли не всем элементам этого боя: «умению скрытно переползать», «технике перебежек и переползаний», «накапливанию для атаки», «быстрой и решительной атаке», «хорошему владению штыком и гранатой»98. Судя по первому из этих приказов, ставившему также задачу научить бойца «при малейшей остановке зарываться в землю»99, по крайней мере, в майских боях пехота 57-го корпуса плохо владела и навыками самоокапывания (или же не была приучена к необходимости окапываться).

Выучка же подразделений, по крайней мере в ряде халхин-гольских соединений, была откровенно неудовлетворительной. Так, июльские бои показали, что 603-й стрелковый полк 82-й стрелковой дивизии (единственный из ее состава, который успел поучаствовать в этих боях) и 5-я стрелково-пулеметная бригада «абсолютно не сколочены и не обучены», а вдобавок еще и «малоустойчивы»100. В ночь с 11 на 12 июля 1939 г. два батальона 603-го полка дважды без приказа уходили с позиций; «полк пытался даже бунтовать», а 13 июля в панике побежал от японской роты и побросал почти все оружие. После того как его удалось остановить, в нем оказалось всего 4 станковых и 3 ручных пулемета (из соответственно 54 и 87, положенных по штату)101.Фактически необученной была и вся 82-я стрелковая дивизия, решение об отправке которой для участия в локальном конфликте заслуживает сравнения с вредительством. Перед отправкой на Халхин-Гол, в июне 1939-го, 82-я была отмобилизована, т. е. пополнена до штата военного времени приписанными к ней военнообязанными, в результате чего небольшое число ее кадровых красноармейцев растворилось в массе приписников, многие из которых вообще никогда не проходили военной подготовки. По сведениям беседовавшего потом с бойцами 82-й писателя К.М. Симонова, они «попали в эту дивизию, так и не начав еще ничему обучаться». Даже «владеть винтовкой» их учили «уже по дороге на Халхин-Гол, в вагоне»!102

Но ведь вести ближний бой пехота РККА плохо умела и до репрессий! Так, из шести стрелковых дивизий УВО/КВО, БВО и ОКДВА (21-й, 27-й, 37-й, 40-й, 44-й и 51-й), по которым сохранились материалы проверок в марте – июне 1935 г. их бойцов на тактических занятиях, в четырех «техника перебежек и переползаний» и «умение скрытно переползать» оказались слабыми, а в пятой (27-й, ближний бой в которой вообще сводили к «распоясыванию»103) отсутствовали совсем. Согласно докладу политуправления КВО от 5 мая 1936 г., технику перебежек в этом передовом (!) округе не освоили и тогда, и даже к концу 36-го «вопросы ближнего боя» (как признал даже старательно замазывавший недостатки годовой отчет КВО от 4 октября 1936 г.) находились там лишь «в стадии освоения»!104 Из пяти стрелковых дивизий передового БВО, о тактической выучке бойцов которых в 1936 г. сохранились конкретные сведения (2-й, 33-й, 37-й, 48-й и 81-й), технику перебежек и переползания плохо отработали в четырех, а бросок в атаку – в двух. «Ударная» (!) 2-я стрелковая на Белорусских маневрах 1936-го вместо ближнего боя вообще демонстрировала такое же «распоясывание», что и 27-я в марте 1935-го…

«Твердых навыков в перебежках, переползании» боец-пехотинец РККА, как видно из директивного письма А.И. Егорова от 27 июня 1937 г., не имел и в последние перед началом чистки РККА месяцы; «не отработал» он тогда и штыковой бой105. И действительно, в обеих стрелковых дивизиях КВО, о выучке одиночного бойца-пехотинца в которых в тот период сохранились сведения (24-й и 96-й), дела тогда обстояли именно так («неумело» там метали и гранаты). «Необходимых навыков в передвижении и перебежках» не имели тогда и пехотинцы БВО; показательно также, что в единственном стрелковом корпусе этого округа, от которого сохранилась документация за 1937 год (23-м), «слабым местом» в подготовке бойца был и штыковой бой. А отчет штаба ОКДВА от 18 мая 1937 г. указал, что у бойцов дальневосточной пехоты «совершенно отсутствуют» всякие «навыки и практические сноровки в искусстве ведения ближнего боя» – и в работе штыком и гранатой, и в броске в атаку, и в бою в траншее и др.106.

Самоокапывание у красноармейцев-пехотинцев также было не в почете и до чистки РККА. Что «лопата во время наступления нередко применяется слабо» – это отмечалось и в выступлении А.И. Егорова на Военном совете 8 декабря 1935 г.107; на Киевских маневрах 1935-го самоокапыванием пренебрегали даже в элитной 24-й стрелковой дивизии… Из пяти стрелковых дивизий передового БВО, о выучке пехоты которых в 1936 г. сохранилась информация (2-й, 33-й, 37-й, 48-й и 81-й), бойцы не были приучены окапываться на поле боя в трех, а в «дорепрессионной» первой половине 1937-го «необходимых навыков» в самоокапывании не имели пехотинцы всего этого округа (это указание годового отчета БВО от 15 октября 1937 г.108 подтверждается, как мы видели в главе 3, приказами по 23-му стрелковому корпусу – единственному в округе, от которого сохранилась документация за указанный период). «Редко и неумело» применялась тогда лопата и в передовом же КВО109 (это свидетельство приказа комвойсками округа № 0100 от 22 июня 1937 г. опять-таки подтверждают приказы по обеим стрелковым дивизиям КВО, от которых сохранилась документация за первую половину 1937-го, – 24-й и 96-й).

Безобразная выучка приписного состава стрелковых дивизий также отличала и «предрепрессионную» РККА. Это показала, например, проведенная в мае – июне 1937 г. пробная мобилизация второочередных 129-й стрелковой дивизии и нескольких стрелковых полков, развернутых из кадра соответственно 61-й стрелковой дивизии Приволжского военного округа и 8-й стрелковой дивизии БВО. Те из влитых в этот кадр приписников, которые, подобно пополнившим летом 1939-го 82-ю дивизию, прошли лишь «вневойсковую подготовку» (т. е. не служили даже в переменном составе территориальных частей), совершенно так же, как и в 1939-м, «почти не отличались от необученных», а «остальные бойцы» «многое сильно перезабыли»… Выучка приписного младшего комсостава в 129-й дивизии «почти не выделялась от [так в документе. – А.С.]» выучки рядовых красноармейцев, «получивших подготовку в кадровых частях». В полках, развернутых из 8-й дивизии, она тоже была «в большинстве своем неудовлетворительна» – настолько, что, по заключению председателя поверочной комиссии, начальника отделения боевой подготовки инспекции пехоты РККА полковника К.А. Коваленко, «не обеспечивала организацию и проведение современного боя стрелковыми подразделениями»…110

Бойцы приписного состава 6-й стрелковой дивизии МВО, даже пройдя 6—20 июня 1937 г. учебный сбор, не только плохо отработали наблюдение за противником, самоокапывание, маскировку и применение к местности в наступательном бою и приемы штыкового боя, но и нетвердо знали свое место в боевом порядке отделения в наступлении. И это при том, что военной подготовки среди них не имело только 5 процентов!111 Так же выглядели после прошедшего в те же дни сбора и приписники пехоты 55-й стрелковой дивизии МВО, хотя и среди них процент «вневойсковиков» не превышал 5,8. «[…] В основной массе рядовой состав имеет слабую военную подготовку, – заключил проверявший 55-ю помощник начальника 3-го отделения УБП РККА полковник Свечин. – Отсутствуют знания материальной части оружия, строевая выправка, умение применяться к местности, знание обязанностей бойца в бою и т. д.»112.