цвета на пингвинов — кланяются и освобождают дорогу. Время пошло. Как именно проходят переговоры в Азии… практически везде в Азии, неважно будь то Китай или Корея, или Япония — везде переговоры проходят очень долго. Много церемоний, обсуждений погоды, политики, старых добрых времен и отбившейся от рук молодежи. Обязательно — прием пищи, обед, плавно переходящий в ужин, или ужин, который длится до ночи. Выпивка, много выпивки. Чтобы вести переговоры тут надо иметь хорошую печень и не пьянеть, стальную поджелудочную и запастись таблетками от изжоги и похмелья. К настоящему делу раньше, чем через час никто не приступит… а то и через два. Плюс еще два часа после — чтобы закрепить сделку, если все хорошо прошло или смягчить горечь, если не очень.

— Вот интересно — говорит Бьянка: — что они сейчас чувствуют? Есть ли у Кумы предчувствие скорой смерти или нет? У тебя будет время его спросить?

— Вряд ли. Не собираюсь я ему монологи читать или там совесть искать в глубине души — отвечаю я, опуская бинокль: — нечего ерундой страдать. Все делаем по принципу военспецов, вошли, вышли, «да и не было тут никого». Вы у ворот пошумите минут тридцать, потом сделаете вид что перепугались или там вполне удовлетворены происходящим — и уезжайте. Если я сделаю все правильно, то и вопросов к вам не будет, будут заняты внутренними разборками. Хотя гарантировать не могу, что никто вам вопросов не задаст… так что еще есть время отказаться от участия.

— Не собираюсь я отказываться. — тут же отзывается Сора. Она открыла глаза и поставила «Мурамасу» между ног, уперев концом ножен в пол: — это и моя битва. За Мико и ее сестру.

— Ээ… не хочу показаться занудой, но те ребята, которые навредили сестре Мико — или мертвы или в тюрьме. С такими вот обвинениями тюрьма… они пожалеют, что не умерли. Кума и его банда тут не при чем. — говорю я: — так что …

— Как не при чем? Да я не в жизнь не поверю, что якудза не в курсе была кто тут в городе таким занимается. — отмахивается Сора: — кроме того они девочек в подпольные бордели в Китае продают.

— И мальчиков — вставляет Шизука. Смотрю на них и вздыхаю. Да и пес с ним, со моральным компасом. Кого-то убить — никогда не составляло проблемы ни для меня, ни для миллионов и миллиардов людей до меня. Вопрос выживания. Если бы у меня была возможность вызвать Куму на честный бой… я бы вызвал. Но у меня есть только одна эта возможность — ударить в спину, пока он не ожидает.

— У нас еще полчаса — говорю я: — кому надо в туалет — сходите сейчас, потом не будет времени. Попейте водички, но не много, а так. Сора-тян — не нарывайся там совсем, твоя задача спектакль устроить и живой-невредимой уйти, а не порубить в капусту всех вакагасира с кедаями. И приоритетная — остаться живой и невредимой! Лучше предлагай бой на боккенах… во избежание. Кексик — а ты на курок давить не спеши, только в крайнем случае, если Соре реально угрожать будет что-то. Если будешь почем зря шмалять — то она в больших неприятностях окажется… очень больших. Так что выстрел — это самый крайний случай. Шизука-тян, моя верная Тень, твоя задача очень проста — ждешь неподалеку на случай, если Соре понадобится помощь. Эвакуация там под прикрытием или еще что.

— … - ворчит что-то себе под нос Шизука.

— Вот именно — кивает Бьянка: — есть такое ощущение что ты все веселье себе забираешь а нас на подпевках оставляешь.

— Это вот таким коротким звуком она так много сказала? — поражаюсь я: — талант.

— Ты с темы не уходи, ты…

— Все, поехали. Сперва остановишь сзади, у живой изгороди, где высокие деревья, потом поедете сами к воротам. По времени — через час начинайте шуметь.

— С зарином было бы удобнее — Бьянка заводит двигатель: — раз и все. Чего их там сортировать… а сколько шумихи наутро…

— Некоторые вещи надо делать самому — отвечаю я: — тут дел то. На час и пятнадцать минут. Как говаривал Рик Санчес — in and out. Через час тридцать мы все уже в «Логове» сидеть будем, пить шампанское и планировать оргию.

— Знаешь, именно сейчас я чувствую, что живу — отвечает мне Бьянка: — вот именно сейчас. Жалко у меня пулемета нет.

Глава 25

Каждый шаг, каждый вздох отдаются в затылке мягкими толчками пульса, я бегу по дорожке, освещенной небольшими фонариками у земли и я слышу свое дыхание. Там, снаружи я мог строить планы, мог думать о гуманизме и о том, что у каждого из этих людей наверняка есть семьи, наверняка есть кто-то, кто очень огорчится когда родной человек не вернется утром, не вернется вечером… никогда не вернется. Там, снаружи, я мог думать о том, как свести жертвы к минимуму… но как только подошвы мягких спортивных кроссовок коснулись дорожки по эту сторону забора — ничего не осталось от меня прежнего. Как там говорят во всех этих мангах и аниме — «Снятие Темной Печати! Открытие Девятых Врат!».

Я бегу и мое дыхание отдается в голове, кто бы не повстречался у меня на пути, кто бы это ни был… вот и угол, я заворачиваю за него и вижу двоих в черных костюмах и галстуках, они стоят у дверей павильона, руки сложены за спинами, ноги широко расставлены, они охраняют вход.

— Господь пастырь мой — шепчу я и метки на целике и мушке моего пистолета вдруг совпадают с левой половиной груди того, что справа. Тунц! Тунц! — «Глок» толкается в ладонь, я привычно компенсирую отдачу и перевожу ствол левее. Тунц! Тунц! — глушитель не столько гасит звук, но скорее рассеивает его в пространстве и все, кто находится рядом — уже услышали выстрелы.

— Он покоит меня на злачных пожитях и водит меня к водам тихим… — тела еще оседают, а я уже распахиваю двери. Надо же, сколько тут людей… раз, два, три… трое. Все вооружены, и не просто вооружены, на ремнях с пиджаков свисают пистолеты-пулеметы МП, стоящий у следующих дверей вскидывает оружие, какой-то пистолет, но не успевает нажать на спуск, как у него на рубашке расплываются красные пятна, а голова дергается назад уже пробитая девятимиллиметровым кусочком металла навылет. Тунц! Тунц! Тунц! Тунц! — я перемещаюсь, сбивая