class="p1">— Жить будешь — кивает она удовлетворенно: — серьезных ранений нет… переломов вроде тоже. Встать можешь? — она дает мне руку, и я с удивлением вижу, что ее ладонь — подрагивает. Поднимаю на нее взгляд. Лихорадочный румянец, чуть прикушена губа, прерывистое дыхание… но сейчас не время. Потом об этом подумаю.

Я подаю ей руку, и она помогает мне встать на ноги. Чертовы приступы. После того, как пустишь Темного порезвиться — мне обычно отлежаться надо денек-другой. Все болит, как будто через мясорубку пропустили. Горло как наждачная бумага, Темный любит орать… и привкус во рту… что это?

— Тьфу! — я выплевываю на дорожку какой-то склизкий комок, застрявший в глотке. Некоторое время мы с Сорой тупо глядим на этот комочек, в котором все же можно узнать чей-то глаз. Она поспешно отводит взгляд в сторону. Поддерживает меня. Хорошо, думаю я, мы не будем об этом говорить. Ни сейчас, ни потом.

— Ты специально все подстроил — говорит Сора: — хотел все сделать сам, да? Скотина ты Кента-кун, вот ты кто.

— Я… — в глотке саднит и потому говорю я с трудом: — это…

— Потом поговорим — говорит Сора: — все потом. Поехали домой.

Глава 26

— Однажды ты допросишься. — говорит Сора-тян, поддерживая мою руку у себя на плече: — однажды ты переберешь свой лимит и тогда я тебя убью. Клянусь Аматэрасу я тебя убью. Лично, вот этими вот руками. Потому что ты совершенно невозможный, эгоистичный, самонадеянный, лицемерный и невыносимый … из всех, кого я знаю, а я знаю достаточное количество самонадеянных эгоистов.

— Я тоже тебя очень люблю — откликаюсь я: — ты классная.

— Вот даже не пытайся сейчас ко мне подлизаться — откликается Сора, пока мы медленно идем к выходу из внутреннего дворика: — тебе не уйти от возмездия. Ты шовинист, настоящий мужской шовинист, вот ты кто! Оставил нас у ворот ждать! «Часик подождите», ага, ну конечно. Тебе не стыдно?

— Стыдно — киваю я, переставляя ноги: — очень. Был неправ. Сожалею.

— Не стыдно — констатирует она: — глаза у тебя бесстыжие. Давай, шевели ногами, пока нас тут не замели… выстрелы, наверное, полгорода слышало…

— Угу — я сосредотачиваюсь на том, чтобы быстрей перебирать ногами. Темный изрядно подсадил мне организм, он никогда ничего не жалеет, порвать связки или бить кого-нибудь уже сломанной рукой ему за здрасьте, вот у кого нет сожалений. Прислушиваюсь к себе. Тишина. Он ушел на дно и сейчас спит, довольный и сытый… в кои то веки дали разгуляться. Ничего, надо только дать себе отдохнуть, полежать… выспаться и поесть. И через денек-другой я буду как огурчик… если в камеру не попаду.

— Давай я помогу — рядом оказывается Бьянка, она подхватывает мою вторую руку, девушки почти несут меня, и мы довольно быстро оказываемся рядом с фургончиком, меня бесцеремонно (быстрей, быстрей!) заталкивают внутрь, ревет мотор, меня прижимает к спинке кресла от ускорения и пылающее поместье оказывается позади. Пылающее? Я ворочаю шеей, пытаясь осмотреться.

— Это ты поместье подожгла? — спрашиваю я у сидящей рядом Шизуки и та мотает головой.

— Само загорелось — отвечает мне Сора, которая напряженно вглядывается в далекое пламя: — я думала это ты огоньку подпустил.

— Puddin’! — поворачивается ко мне Бьянка, продолжая крутить баранку: — я тебя обожаю! Столько трупов! Пятьдесят два, если быть точной! Ты один! Нет, я конечно…

— За дорогой следи… — ворчу я: — разобьемся же… обидно будет после всего.

— Не разобьемся — к моему ужасу, она еще и руку отрывает от баранки и машет ей в воздухе, пренебрежительно: — все под контролем. Я на тебя зла, что ты сам все решил сделать, но я тебя прощаю. Потому что ты — восхитителен! Давай еще кого-нибудь убьем?

— За дорогой следи, маньячка… — отвечаю, откидываясь на спинку кресла. Пытаюсь найти клапан кармана на поясе, но пальцы не слушаются меня. Шизука, глядя на мои попытки — закатывает глаза и расстегивает карман, достает оттуда упаковку таблеток.

— Это сработает? — спрашиваю я у Бьянки, пока Шизука открывает упаковку и достает пластиковую бутылку с водой — запить.

— Лично разрабатывала. Ничего такого, просто стимуляторы, витамины, глюкоза… тебе как раз зайдет — бросает Бьянка в ответ, к моему изрядному облегчению — все же повернувшись к рулю и управлению автомобилем: — я тебя понимаю. Слишком много радости — тоже плохо. А это у тебя от жадности, все решил сам… даже Соре-тян почти никого не досталось.

— Я ему уже все высказала — замечает Сора: — он у меня еще допросится. Клянусь Аматэрасу, Светлой Богиней, я ему отрежу выступающие части тела, если он продолжит так делать!

— Не надо пожалуйста — серьезно говорит Бьянка: — я его можно сказать за выступающие части тела и люблю. Не надо отрезать ничего. Но ты можешь его изнасиловать. Вместе с Шизукой, пока он беспомощен. Сейчас приедем и свяжем его…

— Протестую — откликаюсь я. Язык вяло ворочается во рту и больше всего охота закрыть глаза и заснуть: — я это не специально. Они меня заметили и накинулись и …

— Врешь же? — заглядывает мне в глаза Сора и кивает: — врет. Как есть врет. Он все так и задумал, скотина шовинистическая. Он нас, девушек, воспринимает как красивые вещи, дескать место нам на кухне и в постели, наелась я такого.

— Ээ… неправда. Я… — мне становится плохо и я замолкаю. Мир вокруг темнеет и надо мной склоняется обеспокоенная Сора.

— Кента?! — говорит она и все вокруг гаснет, словно бы нажали на выключатель.

Прихожу в себя я довольно неприятным образом. Кто-то плещет мне в лицо холодной водой. Сперва я не понимаю, что происходит вокруг и кто все эти люди, где я нахожусь и какого черта от меня всем надо. Но крепкая затрещина быстро ставит все на места, люди вокруг меня — не друзья. Чертова слабость во всем теле не дает мне среагировать как надо и воткнуть палец в глаз ближайшего, а потом рвануть его на себя, прикрываясь от остальных… потому что они — вооружены. Дробовики с тактическим обвесом, даже штурмовые винтовки, но гражданская одежда… неужели местные спецслужбы, Комитет Национальной Безопасности? Нет, они почти все без бронежилетов, без шлемов, а это обязательная приблуда при штурме… кто это такие? Специальный отряд сардаукаров Кумы? Понятно, что мы в дерьме, вопрос — насколько глубоко?

— Очнулся — удовлетворенно говорит кто-то с неприятным лицом. Лицо скрыто под балаклавой, но я прямо-таки нутром