– Есть одно… дело… – снова заговорил Уэс.

Я отвернулась, проводив взглядом ехавшую мимо машину.

– …С которым нужно разобраться. Тебе не стоит идти со мной, это личное.

Я непроизвольно выпрямилась, словно переключаясь в защитный режим:

– Да мне все равно нужно домой.

– Погоди минутку. Что случилось?

– Ничего, – я опустила взгляд на часы. – О боже, мне пора! В моем положении глупо рисковать. И на письмо от Джейсона ответить надо.

– От Джейсона? – удивился Уэс. – Вот как?

Я покрутила в руках ключи от машины:

– У него сейчас с бабушкой беда, мы общаемся. Кажется, он хочет, чтобы мы снова были вместе.

– А ты? Ты тоже этого хочешь?

– Не знаю. – Я пожала плечами, хотя прекрасно знала, что нет. – Наверное.

Теперь он смотрел мне в глаза, забыв обо всех своих неотложных делах.

Именно поэтому я повернулась и пошла к своей машине.

– Мейси, подожди!

– Мне правда нужно ехать, увидимся еще.

– Подожди!

Я не остановилась, но Уэс догнал меня и положил руку на плечо.

– У тебя точно все хорошо?

– Да, – я снова шагнула вперед, – все в полном порядке.

Даже когда я подошла к машине и открыла дверь, он стоял все так же неподвижно и смотрел, как я уезжаю. Я надеялась, что это поднимет мне настроение – в кои-то веки бросали не меня, а я, но нет, лучше не стало.

Я не оборачивалась целую вечность, а когда наконец оглянулась, остановившись на светофоре, Уэса уже не было. Над головой мигало электронное табло на «Уиллоу Бэнк»: «7.24, 25 градусов». Я долго переводила взгляд со светофора на табло и обратно и вдруг поняла, куда надо ехать.

Кажется, это называют шестым чувством, но всю дорогу до «Мира Вафель» я была уверена, что смогу все исправить. Наверное, я слишком мнительна. Может, у него действительно дела и я только мешала бы? Возможно, причина вовсе не во мне? Но он вел себя так странно, постоянно смотрел на часы и нервничал. Мне не могло показаться. Неважно, он должен знать, почему я так глупо себя вела и как он мне дорог. Пусть даже он не захочет потом со мной общаться, но это правда, а мы всегда ее придерживались.

Заметив на стоянке пикап Уэса, я успокоилась. «У меня получится», – думала я, паркуясь через две машины от него, выключая двигатель и шагая ко входу в кафе. В воздухе витал сладкий аромат свежеиспеченных вафель. Я напоминала себе: я изменилась. Раньше я просто позволила бы ему уйти. Но теперь я другая.

Уверенность не покидала меня всю дорогу, почти до самой входной двери, пока я не увидела через стекло Уэса. Он сидел в той же самой кабинке у окна, но не один. «Попалась», – подумала я, отступая на несколько шагов. Ощущение было точно такое, как в игре: внезапный ужас, бешеный стук сердца, как будто ты сейчас вырубишься, а потом стоишь, хватая ртом воздух, и постепенно приходишь в себя.

Я не очень много слышала о Бекки, но узнала ее с первого взгляда. Как и сказал Уэс, она была худая и угловатая, с короткой стрижкой, едва прикрывающей шею. Черный топ, шнурок с бусинами на шее, а губы накрашены бордовой помадой, которая оставила яркий след на ободке кофейной чашки.

Уэс сидел напротив и что-то говорил, а она слушала так внимательно, словно он рассказывал самые важные вещи на свете. Возможно, так и было. Наверное, он открывал ей свои самые заветные тайны. Или задавал вопрос, которого напрасно ждала я. Мне никогда этого не узнать.

Не помню, как я вернулась в машину, включила зажигание и уехала. До меня постепенно начало доходить, что наша дружба была временной. У нас обоих был перерыв, но в режиме ожидания находились не наши отношения, а мы сами. Теперь мы снова двигались вперед, и что с того, что какие-то вопросы остались без ответа? Жизнь продолжается, нужно идти дальше – кому, как не нам, это знать.

Мама достаточно беспокоилась обо мне. Теперь настал мой черед. Она и раньше много работала, но я никогда не видела ее такой, как сейчас. Может быть, дело в том, что в последнее время она постоянно была у меня перед глазами – по шесть-семь часов в день. Я слышала ее телефонные разговоры и стук клавиш, когда она отвечала на письма, и наблюдала нескончаемый поток подрядчиков, риелторов и клиентов, вливающийся в офис.

Наступило двадцать третье июля, до сдачи таунхаусов и праздника по случаю их открытия оставалось чуть больше двух недель. Всем остальным казалось, что дела идут хорошо, но мама все равно была недовольна: то предварительными продажами, то установленными недавно мраморными ваннами, то несколькими подрядчиками, которые почему-то требовали выходной чуть ли не каждое воскресенье. По маминым словам, они слишком беспокоились о таких мелочах, как отдых и сон, вместо того чтобы стараться сделать все безупречно и раньше срока.

Я и прежде замечала, что мама выглядит усталой и почти никогда не улыбается. Но только теперь поняла, насколько это серьезно. Я бы обратила внимание и раньше, если бы не мои собственные проблемы. Однако после той злополучной встречи с Уэсом я перестала противиться своему наказанию. Даже странно, как легко мне удалось вернуться к прежней жизни. Я начала забывать ту девушку, в которую превратилась, – может быть, не бесстрашную, но, по крайней мере, не такую перепуганную. Моя жизнь стала тихой, спокойной и упорядоченной. А мама жила в бешеном темпе, в постоянном напряжении. Казалось, она никогда не спит, сильно похудела, темные круги под глазами проступали даже под слоем консилера. Все чаще, глядя на нее, я замечала тревожные признаки. И поэтому внимательно за ней следила.

– Мама, – я подошла к двери кабинета, держа в руках сэндвич с куриным салатом, который заказала ей на обед, – тебе нужно поесть, прямо сейчас.

Было уже полтретьего, еда пролежала у меня на столе почти три часа, и майонез в салате в любой момент мог стать опасным для жизни. А мама никак не могла выбрать время, чтобы поесть.

– Да-да, конечно, – ответила она, перелистывая какие-то розовые бумажки, – поставь сюда, я обязательно поем, как только закончу с этим.

Я вошла в кабинет, а она начала очередной телефонный разговор, одновременно набирая что-то на клавиатуре. Я положила сэндвич на одноразовую тарелку и прислушалась к разговору с шеф-поваром, которого мама наняла обслуживать прием. Шеф, который называл себя Ратка, кичился своими великолепными рекомендациями, но они с мамой постоянно сталкивались лбами. Ратка никогда не отвечал на звонки, настаивал на аренде дорогих фарфоровых блюд, потому что только на них пища будет иметь правильный вкус, и отказывался посвятить маму в подробности меню.

– Я имею в виду, – говорила мама, пока я наливала в стакан диетическую колу и ставила рядом с ее тарелкой, – что этот прием – очень важное событие, и поскольку я приглашаю семьдесят пять человек, мне хотелось бы чуточку поконкретнее знать, что мы будем есть.