Она остановилась на мгновение, почти ослепленная ярким солнечным светом. Внизу, покачиваясь на волнах прилива, стояла огромная сверкающая золотая гондола – церемониальное судно множества невест. Резные купидоны, символизировавшие союз влюбленных, украшали центральную каюту, a ferri[16]на носу и на корме изображали богиню любви и красоты Венеру. Рядом с нею Паолина заметила другую гондолу традиционного черного цвета, управляемую двумя могучими, крепкого сложения гондольерами.

Итак, этот миг настал!

Она обернулась к сэру Харвею и простерла к нему руки. Ей хотелось сказать ему: «Да хранит вас Господь!», но почему-то слова не шли у нее с языка, хотя губы непроизвольно шевелились. Глаза их встретились, и девушке казалось, что вместе с этим взглядом она навеки отдавала ему свою душу и сердце.

– До свидания, моя маленькая Паолина! – произнес он и затем внезапно замер на месте.

Без слов было ясно, какая отчаянная внутренняя борьба охватила все его существо при виде ее. Он посмотрел на нее, она на него, и больше они не замечали ничего вокруг себя.

– Черт побери! А почему, собственно, «до свидания»? – спросил сэр Харвей вслух.

Он нагнулся и подхватил ее на руки. Толпа разразилась еще более бурными приветственными криками, сочтя это романтическим жестом. Но сэр Харвей перенес девушку не в золотую лодку с гондольерами в парадных ливреях, а в обычную черную гондолу, стоявшую с ней бок о бок.

Вскочив в гондолу, он бесцеремонно опустил Паолину на черное, обитое кожей сиденье, за ними последовал Альберто.

– К кораблю! – скомандовал сэр Харвей, но только двое гондольеров могли расслышать его сквозь шум толпы. И затем лодка устремилась вихрем вперед по каналу, минуя длинный ряд гондол, выстроившихся вдоль набережной, на глазах у множества зрителей, наблюдавших за ними с балконов и даже с крыш окрестных домов.

Приблизившись к палаццо графа, они заметили его, стоявшего на ступеньках в роскошном камзоле из золотистой парчи, расшитом бриллиантами, с надетой через плечо орденской лентой. Граф беседовал со своими друзьями, тоже в праздничных одеждах, но вдруг кто-то из них указал ему на канал, он резко обернулся в ту сторону и заметил Паолину на борту незнакомой гондолы. Какое-то мгновение он в изумлении наблюдал за нею, потом поспешно выступил вперед, словно желая приветствоватъ ее, несмотря на всю необычность ее появления. Однако гондола промчалась мимо дворца. Паолина успела заметить, как граф, явно потрясенный, приоткрыл рот, увидела лица его друзей, показавшиеся ей столь же удивленными, как и забавными. И затем она отвела взор.

Впереди показались воды лагуны. Слева от них находился Дворец дожей, в некотором отдалении стояли на якоре несколько кораблей, их оранжевые паруса отчетливо вырисовывались на фоне небесной лазури.

– Корабль готов к отплытию?

Это были первые слова, произнесенные сэром Харвеем с того момента, как они тронулись в путь.

– Да, ваша милость, все уже улажено, – ответил Альберто, но на всякий случай перекрестился, чтобы какой-нибудь злой дух не расстроил их планы.

Гондола подплыла к борту небольшого судна, по размеру немногим больше рыбацкой шлюпки. У матросов, которые помогли Паолине подняться на палубу, были добрые лица, и хотя они все изумленно уставились на нее, с их губ не сорвалось ни слова, пока сэр Харвей не пояснил:

– Эта дама отправится с нами. Немедленно снимайтесь с якоря.

– Слушаемся, ваша милость.

Альберто расплатился с гондольерами, которые поблагодарили сэра Харвея и пожелали ему попутного ветра. Паолина направилась через палубу к маленькой каюте на корме. Она слышала, как подняли якорь, до нее доносился тихий голос капитана, отдававшего команды, и беготня матросов по палубе. Паруса развевались на ветру, корабль плыл, рассекая волны. Она расслышала снаружи голос сэра Харвея, затем он сам показался в дверном проеме каюты и девушка бросилась к нему в объятия.

– Я не мог оставить вас, – произнес он. – Это было выше моих сил. Надеюсь, вы простите меня?

– Простить вас? – переспросила она, весело рассмеявшись. – Мне нечего вам прощать. Вы подарили мне такое счастье! Я прежде не знала, что мир вокруг может быть таким восхитительно чудесным.

– Разве вы не понимаете, что это – безумие? – продолжал сэр Харвей, привлекая ее к себе. – Безумный, сумасбродный поступок, о котором вы, без сомнения, еще будете жалеть. Но теперь уже слишком поздно. Я никогда не отпущу вас.

– Именно это я и хотела от вас услышать, – прошептала Паолина.

– Вы отныне моя! – воскликнул сэр Харвей с горячностью в голосе. – Вы принадлежите мне так же, как и я принадлежу вам. На радость или на горе, но наши судьбы теперь навсегда слиты воедино.

Его руки крепче обняли ее, но он все еще не решался ее поцеловать. Его глаза, устремленные на нее сверху вниз, светились безграничной нежностью.

– Одному Богу ведомо, какого рода жизнь я могу предложить вам, дорогая, – произнес он. – Вам придется спать на жесткой постели, познать бедность, может быть, даже столкнуться с опасностями. Но мы всегда будем вместе, и одно я могу обещать вам твердо – я никогда не перестану любить вас, до конца своих дней.

– Вы думаете, мне нужно что-либо еще? – прошептала Паолина.

Тогда он прильнул к ее губам долгим, страстным поцелуем, от которого у нее перехватило дух, глаза девушки сияли, словно яркие звезды.

– Я люблю вас! О, боже мой, как я вас люблю! – пробормотал он.

Они долго сидели рядом, изредка обмениваясь короткими, бессвязными восклицаниями, их поцелуи оставили Паолину совершенно обессиленной, и в то же время она чувствовала себя на вершине счастья, охваченная неземным восторгом, который поднимался в ее груди каждый раз, когда он прикасался к ней.

Голос Альберто прервал их.

– Ваша милость! Ваша милость! Идите скорее сюда и посмотрите, что там делается, – в его голосе была заметна нотка тревоги.

– Что там еще такое? – спросил сэр Харвей.

Отпустив Паолину, он вышел из каюты, и спустя короткое время она последовала за ним. Он стоял на корме корабля, поднеся к глазу подзорную трубу.

Они уже отдалились от Венеции на значительное расстояние, и Паолина могла рассмотреть только круглые позолоченные купола собора Сан-Марко и высокую колокольню, возвышавшуюся рядом. Но сэр Харвей, судя по всему, внимательно следил за чем-то через подзорную трубу.

– Что вы видите? – осведомилась Паолина.

– Корабли герцога готовятся к отплытию, – ответил он коротко.

Паолина поднесла руку к груди.

– Корабли герцога! Они что, собираются нас преследовать?

Ему не было необходимости отвечать на ее вопрос. Они оба прекрасно понимали, что герцог вряд ли станет сдаваться без борьбы. Весь вопрос заключался в том, чей корабль окажется быстрее?