китайские его не заинтересовали, хотя его позабавила порода гуоксия – это такие маленькие лошадки, высотой по пояс взрослому мужу, но полезными показались лошади Мавераннахра, очень похожие на парфянскую породу.

Впрочем, гуннские лошади тоже хороши, хотя бы тем, что они схожи по свойствам породы с теми, к которым привык Темучжин. Он будет последним человеком, кто скажет, что монгольские лошади были плохими и бесполезными.

– Как-то езжу, – пожал плечами Эйрих. – И вам тоже следует научиться.

– Да зачем? – стряхнув комья грязи со штанов, раздражённо спросил Аравиг. – Я привык ездить с нормальным седлом, а не с вот этим вот… И уж точно без этих железяк!

Эйриху, привыкшему ездить со стременами, потому что он так ездил всю свою прошлую жизнь, несколько удивительно возмущение местных воинов.

С остготскими и римскими сёдлами, действительно, стремена выглядят излишними, но Эйрих-то внедрил в сбрую своего коня не только стремена, но ещё и новую сбрую, знаменательную иной подпругой и седлом.

Если римляне и остготы ездили на четырёхрогих сёдлах, то Эйрих, ещё до похода в Константинополь, занялся изготовлением удобного для себя седла.

Классическое седло, снабжённое двумя луками, заднее выше переднего, оснащённое надлежащей сбруей, с двумя местами крепления подпруги, было освоено седельным мастером Хагалазом, который, к возвращению Эйриха, выполнил заказ на двести сёдел. Делал он их не один, а сообща с другими мастерами, сдавая готовые изделия Виссариону, получившему точные инструкции о том, каким должно быть качество сёдел.

– Эх… – вздохнул Эйрих. – А теперь посмотри, что я могу. Если сможешь так же на обычном седле, то я заплачу тебе двести солидов в награду.

– Не шутишь?! – сразу возбудился Аравиг. – Да с радостью!

– Не шучу, – ответил Эйрих.

Он быстро и без каких-либо подставок запрыгнул на нетерпеливо ожидающего действия Инцитата, пустил его в рысь и на скаку вынул из ножен саблю.

Приблизив коня к столбу с ветками, Эйрих склонился в седле под невозможным для остготских всадников углом и нанёс вертикальный рубящий удар, срезав вообще все ветки с одной стороны за раз. Второй заход – срезаны ветки на другой стороне.

Вернув саблю в ножны, Эйрих развернул коня, пустил его в рысь и склонился на правую сторону.

Когда конь достиг столба, мальчик схватил с земли одну из веток, вернулся в нормальное положение и подъехал к ошалевшему от увиденного Аравигу.

Это была лишь крошечная часть того, что мог Эйрих в седле, но и этого оказалось достаточно, чтобы понять, что в обычном четырёхрогом седле такого выполнить нельзя.

– Дайте ему коня с обычным седлом, – произнёс мальчик, а затем посмотрел на Аравига. – Повторяй.

– Я не смогу, – ответил на это старший дружинник.

– Повторяй, – нахмурив брови, потребовал Эйрих. – И с радостью.

Иногда надо ставить подчинённых на место, это как раз такой случай.

Естественно, Аравиг не сумел повторить манёвры Эйриха даже частично, провалив даже обрубание веток со столба. Потому что Эйрих имел возможность приподняться в седле и был более свободен в выборе позиции для удара. На этапе подхватывания ветки с земли Аравиг вновь рухнул в грязь.

– Вот за этим, – произнёс Эйрих, когда окончательно заляпанный грязью и позором старший дружинник вернулся.

– И что, прикажешь, чтобы все пересаживались на новые сёдла? – недовольно спросил Атавульф, не одобряющий такую показательную порку уважаемого воина.

– Приказывать такого не буду, – покачал головой Эйрих. – Вы сами захотите сменить сёдла, очень скоро.

– Будешь казнить каждого десятого, пока все не пересядут? – с саркастической усмешкой спросил Аравиг, вновь вынужденный отряхиваться от грязи. – У римлян ведь так заведено, да?

– Принуждать никого не буду, – пожал плечами Эйрих. – Но будь уверен, вы сами захотите. Но это будет после похода.

/1 декабря 408 года нашей эры, провинция Паннония/

– … был удивлён, изучив протокол принятия закона «О полномочиях консулов», – выступал Эйрих перед Сенатом.

За время его отсутствия сенаторы назначили второго консула – Балдвина, вождя крупного остготского рода Ормов. Это род, насчитывающий целых двенадцать деревень, расположенных вокруг руин римского города Аквинка, заброшенного несколько десятилетий назад.

Род этот живёт обособленно, Зевта сообщил Эйриху, что они всегда были сами по себе, но теперь, когда обстановка накалилась, а остальные роды собрались вокруг Сената, им пришлось принимать непростое решение. И разумеется, просто так отдавать свою независимость они не хотели, затребовав многого. Сенат не был расположен проявлять излишнюю щедрость, но использовал давно приберегаемый козырь и назначил Балдвина вторым консулом, а также пообещал незначительно расширить консульские полномочия одним из ближайших законов.

И когда Эйрих ознакомился с протоколом заседания, он понял, что сенаторы обманули Балдвина, проведя заседание ради заседания и не дав обещанного, бросив ему полномочия надзора над службой снабжения общеплеменного войска.

Это больше походило на издевательство, нежели на реальное расширение полномочий. Так они плюнули в лицо не только Балдвину, но и Зевте, который тоже ожидал чего-то существенного. Но ни первый, ни второй, не пошли прояснять у сенаторов этот вопрос, стерпев или не поняв.

«Стариков надо держать в узде», – подумал Эйрих. – «Сегодня они накричат на тебя, завтра плюнут тебе в лицо, а послезавтра ты будешь сносить удары кулаками».

Конфликты Сената и Магистрата были заложены в саму суть римской системы, в этом не было ничего плохого, скорее наоборот, в этой борьбе, как в споре, рождается истина. Но всё может рухнуть, если магистратура, с самой верхушки, будет подмята Сенатом.

– Чем ты был удивлён? – поинтересовался Торисмуд. – Мы провели дебаты, учли и без того большую ответственность, возложенную на консулов, после чего приняли решение.

– Я бы принял твои слова, – вздохнул Эйрих, – если бы вы за месяц до этого не назначили второго консула. Мы уславливались, что полномочия первого консула ограничиваются лишь до тех пор, пока не будет назначен второй. А в протоколе я вижу, что вы вообще не собираетесь расширять консульские полномочия, что неоспоримо мешает работе магистратуры.

– Мы лучше тебя знаем, какие полномочия нужны консулу, – с желчью в голосе прокряхтел Сигумир Беззубый. – Зевта не проявлял недовольства, как и Балдвин, поэтому нечего спорить. Друзья, предлагаю отменить предложение претора Эйриха и перейти к обсуждению правок к закону «О свободах вольных людей»…

Старик пошёл против регламента заседаний, потому что взял на себя функцию распорядителя заседания, исполняемую одним из народных трибунов.

– Протестую! – встал со своего места народный трибун Барман.

Это стало закономерным итогом действий зарвавшегося Сигумира, давно уже метившего на место принцепса.[63] Много это почётное звание не даёт, но старики грызутся за него так, словно за ним стоит какая-то реальная власть. На самом деле, звание принцепса просто утвердит