Афганская эпопея занимает в его биографии важное место, о значительности которого можно судить хотя бы по объему тома «Война с Востока», и это при том, что туда не вошли «Рисунки баталиста», целый роман. Проханов состоит в особой секте — или рыцарском ордене — «шурави». Такие слова, как «Саланг» и «Пандшер» действуют на его героев как заклятия, погружающие их в долгий летаргический обморок, обычно дорого обходящийся читателю. Это его вечная обязанность — произносить «третий — за погибших — тост», за людей, с которыми ему пришлось разделить поражение, возводить и поддерживать в надлежащем состоянии поминальный храм советским «воинам-мученикам».

Апрельская революция 1978 года в Афганистане была чем-то вроде «тюльпановой» революции в Киргизии: в стране были советники из СССР, лидеров время от времени обцеловывал в Кремле Брежнев, но никто не мог сказать с абсолютной достоверностью, что именно там произошло; факт тот, что горело где-то рядом с границей, русских туда «позвали», и отказываться было вроде как трусостью.

Проханов узнал о перевороте одним из первых. Так получилось, что как раз в апреле 1978 году Тимур Гайдар, возглавлявший тогда один из отделов «Правды», дал ему задание написать репортаж с Кушки — юга Туркменистана, где как раз и проходила граница с Афганистаном. Для него это была стандартная гарнизонная поездка: он поучаствовал в танковых учениях Туркестанской дивизии, увидел «роскошный оазис» (фонтаны, вода, несусветной красоты казармы), в который превратился элитный военный городок. Командир дивизии после учений потащил корреспондента «Правды» в баню, где с провинциальной непосредственностью сам парил его эвкалиптовым веником. И вот чуть ли не в этой бане до него дошел слух, будто с той стороны пришли афганцы и сказали, что у них там произошла какая-то революция. Эта информация в тот же день оказывается предметом секретного заседания Политбюро, откуда в виде директив просачивается в идеологические органы, в том числе СМИ. Проханов попадает туда почти случайно, после того, как от поездки отказался «некий маститый коллега»: слишком непрестижно.

Советскому отряду из романа «Дворец», летящему в Кабул, Афганистан кажется космическим телом, на котором жизнь радикальным образом отличается от домашней цивилизации. На самом деле планета эта была уже в значительной степени освоенной. Конец 70-х был любопытным временем, когда США только что получили по рукам во Вьетнаме, а падение цен на нефть еще не стало столь значительным, чтобы помешать экспансионистским возможностям СССР. Так Афганистан стал местом, где столкнулись интересы двух империй. И Москва, и Вашингтон отстегивали Кабулу сотни миллионов долларов ежегодно. Мы надвигались с севера, Америка — с юга; в стране негласно существовали зоны влияния, да и общество было разделено. Советский Союз построил университет в Кабуле, пробил тоннель в горах, соединяя Афганистан с СССР, через Пандшерское ущелье, давал образование военным, аграриям, ученым. Американцы же построили университет в Джелалабаде, аэропорт в Кандагаре. Словом, это был типичный третий мир, или «развивающаяся страна». Президентом республики Афганистан был Дауд, в 1973 году устроивший классический дворцовый переворот: он сверг своего родственника Захиршаха и низложил монархию. При Дауде Афганистан был светским государством, «относительно демократичным, по-азиатски дружелюбным» и по отношению к СССР, и к Западу. Внутри этого восточного мира, попавшего в сферу коммунистической экспансии, уже зарождались фундаменталисты, среди них Гульбеддин Хикматияр, который еще при Дауде бежал в Пакистан и принялся оттуда мутить воду. Как выразился в «Дереве в центре Кабула» какой-то русскоговорящий афганский крестьянин, «Афганистан был как банка с рыбой. Долго лежала на солнце, разбухла, и взрыв! Революция — взрыв!»

Форма этой банки и даже порода рыбы была не вполне понятна не то что советским обывателям, но даже и Политбюро. Из прохановских текстов запоминаются несколько имен участников гражданских конфликтов и «Великой Апрельской революции» — Тараки, Амин, Бабрак Кармаль, Наджибулла. Я долго расспрашивал его о том, что там случилось, и, думаю, его версия событий будет небезынтересна читателям, многие из которых не состоят в «афганском братстве» и, может быть, даже не вполне понимают смысл термина «шурави». Великую Апрельскую совершили Амин, Тараки и Кармаль — все коммунисты, но соперничавшие друг с другом, как Зюганов и Семигин. Одна компартия — «Хальк» («Народ») — была национал-социалистической, светской. Ее поддерживала армия, члены ее рекрутировались из простолюдинов, крестьян-пуштунов. Амин и Тараки принадлежали к партии «Хальк». Партия «Парчам» («Знамя») были высоколобыми интеллектуалами, городской элитой. Там было много таджиков. Кармаль был из нее.

У въезда в ущелье Саланг.

Кооперация и слияние «Хальк» и «Парчам», произошедшее еще в 1977 году, под прямым влиянием Москвы, было скорее формальным: рафинированная верхушка получила базовый слой «Хальк». Проханов никогда не упоминает об этом, но, судя по некоторым источникам, в Кремле таки готовили в Афганистане нечто вроде революции, планируя ее, однако ж, в лучшем случае на сентябрь 1978-го, тогда как в действительности Тараки, Амин и Кармаль штурмовали президентский дворец Дауда 27 апреля того же года. Дальше начинается процесс борьбы за власть; очень скоро Кармаль оказывается за границей в роли Шуйского-Березовского.

К 1979 году Афганистан превращается в пекло: гражданская война, интервенция, оголившиеся на всем пространстве страны провода исламского фактора; армия контролирует в лучшем случае четверть территории, сообщение между крупными городами возможно только по воздуху — на земле хозяйничали боевики. СССР к 1979 году представлен в стране 3000 военных и экономических советников.

Тараки, по мнению Проханова, был «благодушный, наивный марксист». Он успел явиться на поклон в Орду и был обцелован Брежневым. Осенью 1979 года его придушил подушкой Амин. Гражданская война тем временем набирала обороты, а у Амина оказались свои представления об умиротворении, которые не совпадали с мнением Политбюро. В результате советское командование решает подготовить путч.

Трудно компетентно оценить, насколько адекватно можно отследить по прохановским текстам весь ход афганской войны, но, судя по независимым источникам, ключевые моменты он отобразил все — и поэтому их действительно можно назвать «летописью афганского похода» и доверять им, в том числе и как своего рода документам. События, произошедшие после того, как Амин попытался отодвинуть советских интервентов, описаны в романе «Дворец».

Это история про военный путч, в котором приняли участие советские силовые структуры. Любопытно, что роман о начале афганской войны был написан далеко не по горячим следам, а двенадцать лет спустя, по рассказам очевидцев. Взятие дворца Амина — хрестоматийный успех советских спецслужб. Июль 1979-го. Александр Андреевич Проханов, загримированный под полковника спецназа Калмыкова, проводящего отпуск в Москве с любимой женщиной, готовится к отправке в секретную командировку. Почему-то ему приказано сформировать «мусульманский батальон» — в основном из солдат из Средней Азии. Этот не вполне понятный приказ покажется разумным, когда выяснится, что пунктом их назначения является Афганистан, где интервенты восточного типа вызывают несколько меньшее раздражение населения (отсюда команда: «Посади славян под броню! Оставь на броне мусульман!»). Попав в Афганистан, они помогают афганцам охранять дворец их лидера Амина, только что задушившего своего предшественника Тараки. Устраиваются вокруг дворца, второй линией. Далекому от политики Калмыкову приказы передает полковник спецслужб Татьянушкин, храбрый, но очень жестокий и скрытный офицер. Кабул — мутное место: здесь только что произошла революция, но хлебом-солью братский советский народ никто не встречает, повсюду слышатся разговоры об американских шпионах. Неожиданно Калмыков получает приказ штурмовать охраняемый им же дворец: Амин — предатель, которого надо поставить на место. Татьянушкин доставляет в расположение спецназовцев ящик с Преемником, советской марионеткой (Кармалем). Калмыков не в восторге от прямого вмешательства в политику суверенного государства, но приказы не обсуждаются. Чтобы минимизировать потери, спецназовцы приглашают своих коллег, афганских охранников, на ужин и вероломно убивают их. Затем начинается штурм. Каждая рота воюет по-своему: мародерство, отравления, изнасилования, отстреленные половые органы, предательство, трусость, горящий труп Амина — крупным планом: «черный, с разведенными стопами, сложенными на животе руками. В рыжем пламени белыми языками отдельно горели соски, пах, ногти ног». О дезориентации интервентов можно судить по эпизоду истерики, когда Калмыкову начинает казаться, что по его людям бьют свои, чтобы убрать свидетелей; Калмыкову приходится угрожать начальству: он не позволит перебить подчиненных и поведет своих головорезов на посольство. После боя Калмыков с Татьянушкиным пьют водку, рассматривают своих раненых. Калмыков переживает даже не столько боевые подробности, сколько из-за того, что понимает: он соорудил пуповину, раструб, воронку, в которую теперь хлынет в эту страну война. Дворец Амина и ящик Преемника — ключевые метафоры романа: ящик Пандоры, из которого вылетели все те напасти, которые в конце растерзали Советскую империю. Конец романа маловразумителен, как часто бывает у Проханова. Калмыков вызван в Москву доложить министру об успехе блестяще проведенной операции. Он пытается забыть об афганском кошмаре.