Услышав, что Леннокса и Дарнли отзывают, Мария расплакалась. До сих пор ее слезы вызывались самыми разными эмоциями: скорбью из-за тяжелых утрат, печалью и депрессией во время приступов меланхолии, гневом и отчаянием при столкновениях с Ноксом или лордами, беспомощностью и жалостью к себе после предательства других. На этот раз все чувства нахлынули сразу. Душевная буря полностью поглотила ее, и две недели королева молча бездействовала. Затем тучи развеялись и Мария приняла решение. Она приказала Ленноксу и Дарнли остаться в Шотландии, таким образом бросив вызов Елизавете.

Теперь обратной дороги не было. Мария собралась с духом и начала готовиться к свадьбе. Она сделала выбор и не собиралась отступать. «Я знаю, — сказала она Рэндольфу, — что Ваша госпожа намеревалась оскорбить меня и отвратить от Англии, Франции и других стран, и когда я это поняла, то подумала, что больше не стану слушать ее пустые обещания, но, будучи [такой же] свободной, как она, буду держаться своего выбора».

Сесил прочел целую лекцию английскому Тайному совету, вспомнив события прошлого вплоть до Хаддингтонского договора, а теперь Мария также обрушила на Рэндольфа историю своих переговоров с Елизаветой, от ее желания начать все «с чистого листа» и обменяться портретами до усилий устроить встречу двух королев, а также бесконечных зигзагов и двусмысленностей, которые стали результатом попыток англичан навязать ей выбор мужа.

Теперь, сказала она, «слишком поздно». Того, что могло привести к взаимной выгоде, уже не существует. И виновата в этом только Елизавета. «Если бы Ваша госпожа обращалась со мной так, как я надеялась, то даже собственная дочь не могла бы быть более послушной ей, чем я».

Мария не могла не вспомнить о родстве и зависимости, поскольку именно эти аспекты окрашивали ее отношения с Елизаветой после смерти Франциска II. Однако она яростно защищала свое право как королевы и как женщины выбрать себе мужа. Елизавету это не касается, хотя Мария надеялась, что английская королева одобрит ее выбор. «Она может обижаться на мое замужество не больше, чем я на ее, — сказала Мария, — а в остальном я приму ту судьбу, которая уготована мне Господом».

Затем Рэндольф совершил серьезную ошибку. Он предложил — в форме запоздалых раздумий, — что Мария могла бы обратиться в протестантство. Тогда Елизавета относилась бы к ней намного лучше. Мария мгновенно нанесла ответный удар.

«Что бы это изменило?» — спросила она. «Возможно, — ответил Рэндольф, — это каким-то образом подвигло бы Ее Величество быстрее дать согласие на Ваш брак».

«Что?! — воскликнула Мария. — Вы говорите, что я должна торговать своей верой или подчиняться воле Ваших министров? Этому не бывать».

Предложение Рэндольфа было оскорбительным и унизительным. И еще больше укрепило решимость Марии.

«Вам меня никогда не убедить, — резко бросила она, — что это я разочаровала Вашу госпожу, а не она меня, и для нее потеря моей дружбы точно такое же несчастье, как потеря ее дружбы для меня». С этими словами она встала и удалилась.

Воскресным утром 22 июля 1565 г. в соборе св. Джайлса было оглашено предстоящее бракосочетание Марии, а во второй половине дня Дарнли стал герцогом Олбани. В следующую субботу в девять вечера на Маркет-Кросс в Эдинбурге появились герольды и объявили, что венчание состоится на следующий день и по окончании праздничных церемоний Дарнли станет королем Шотландии.

На этом настаивал сам Дарнли, хотя обычно перед дарованием королевских титулов было принято советоваться с парламентом. Тайный совет целый день обсуждал это предложение. Марии достаточно быстро удалось убедить колеблющихся, но Дарнли все испортил, заявив, что его больше волнуют английские католики, чем шотландские протестанты, — типичное для него безответственное и глупое замечание, уничтожившее то доброе отношение к нему, которого он добился, посещая проповеди Нокса.

Мария поступила неразумно, уступив требованиям Дарнли относительно титула. Она действовала наивно и импульсивно; логичнее было бы настоять на консультации с парламентом и использовать этот предлог для отсрочки окончательного решения, пока она не убедится, что Дарнли достоин такой власти.

Но Дарнли не желал слушать никаких возражений. Свою роль сыграла и сила гендерных стереотипов. Он мужчина, а Мария — женщина, и она считала, что в данном случае должна подчиниться мужчине и мужу. Брак требовался ей, чтобы не потерять лицо. Она даже пришла на заседание Тайного совета и поговорила со многими лордами, чтобы обеспечить нужный результат голосования. Когда решение было наконец принято, герольды ждали еще шесть часов, прежде чем объявить о нем.

Свадьба состоялась в воскресенье 29 июля. Около шести часов утра графы Леннокс и Атолл подвели Марию к алтарю в королевской часовне Холирудского дворца. Королева облачилась в deuil blanc, подчеркивая свой статус вдовы; она была одета точно так же, как после смерти Франциска II.

Прибыл Дарнли, новобрачные обменялись клятвами, и жених надел на правую руку Марии три кольца, причем среднее с крупным бриллиантом в обрамлении красной эмали[22]. Новобрачные преклонили колени и прочли молитву, после чего Дарнли внезапно ушел. Он стремился избежать обвинений в «идолопоклонстве» и поэтому направился прямо в королевские покои, отказавшись присутствовать на торжественной мессе после венчания.

По окончании службы Мария вернулась к себе в спальню. Она ликовала, что ей хватило решимости добиться этой свадьбы, и та удалась, несмотря на поведение Дарнли. В частности, королева хотела, чтобы церемония стала символом объединения. Пригласили всю знать, и во время ритуала, символизировавшего изменение ее статуса, превращение из вдовы в супругу, она позволила каждому из присутствующих извлекать одну из булавок, которыми белая накидка крепилась к платью. Затем все, за исключением Дарнли, ушли, и Мария переоделась. Как чопорно отметил Рэндольф, они «не отправились сразу в постель, чтобы показать всему миру, что к браку их подтолкнула не похоть, а лишь необходимость не оставлять надолго страну без наследника».

Затем последовало величайшее «веселье и танцы», или, как мрачно выразился Нокс, «на протяжении трех или четырех дней не было ничего, кроме балов, танцев и пиров». Мария и Дарнли во главе торжественной процессии проследовали на официальный банкет, на который были приглашены лорды. При появлении новобрачных заиграли трубы; точно так же, как во время венчания Марии с дофином в соборе Нотр-Дам, герольды кричали «Дар!» и швыряли деньги гостям. Вторая половина дня прошла в танцах и шумном веселье, после чего начался второй банкет, на который были приглашены все остальные. Танцы продолжались до глубокой ночи, а затем «они легли спать».

Рэндольфа пригласили на второй банкет, однако он был вынужден отказаться. Посол Елизаветы не мог допустить поступка, который можно было бы интерпретировать как признание брака. Елизавета и Сесил уже решили, что никогда не признают Дарнли королем — и даже мужем Марии. Мария это понимала, но ей так хотелось, чтобы Рэндольф пришел на банкет, что она две недели не позволяла его любовнице Марии Битон видеться с ним, обещая, что они могут потанцевать друг с другом, если он придет. Но тщетно.