– Дер-ржусь, н-ну…

Эльф, стремясь в равной степени согреться сам и согреть орка, сел спиной к камню и подтянул ближе тяжеленную тушу оруженосца. Стащил с каменных плеч мокрую куртку из толстой кожи и прижал Котова к себе. Накрыл одеждой их обоих, и, мысленно устремившись к звездам, мерцающим в разрывах облаков, снова запел, сжимая в ладони рукоять меча.

Говорить, что они уцелели, в этих местах можно будет лишь с утра.

– К-как ты м-мог… лошадку… – беспомощно заговорил Котов, упираясь в грудь витязя лобастой башкой. – К-как… там же… мама… папа…

– Предметы – лишь символы, – мягко ответил Тайтингиль. – Лошадка… это мощь и любовь моего рода. Надо было обратиться к ней. У реки Гленнер вернул мое детство. Мое, орк, детство, которое было счастливым и светлым, но оно было так давно… Не жалей о деревяшке. Истинное осталось со мной, во мне. В тебе.

– Я… маму… папу…

– Ты не помнишь. Но они были. Говорят, у скальных есть тайный город и Храм Жизни. Храм некоторые видели, издалека. Он не похож ни на что иное в Эале. Там живут… ваши мамы. Матери домов – так сказал бы Мастер Войны, да! Может быть. Может…

– Лошадка…

– Мы идем к Оллантайру, Котяра. Владычица Ольва Льюэнь, его супруга, повелительница Пущи, в свое время сумела показать мне, как мало значат предметы. Как мало значит наша привязанность к тем или иным обстоятельствам, – эльф говорил, пальцы левой руки чуть поглаживали жесткую кожу орка, ощущая, как та наливается сухостью и жаром, – и я сделался свободным. Я захотел пойти за предел – и еще дальше. В моей руке тот меч, который в нее лег… под седлом конь, который попался на пути.

– На твоей шее… оруженосец… бесполезный… – Глаза орка были полуприкрыты, и, если бы рука эльфа не придерживала затылок, голова металась бы по плечам. – Бес… по… лез… ный… Жаба… какой же ты… страшный…

– Бредишь… ну-ну… держись, – лоб орка был теперь горяч, словно уголь, и сух – начиналась лихорадка. – Я не могу отвлекаться… когда-то могучие воины полегли тут, и болота имеют недобрую мощь. Призраки близятся. Держись!

– Плохое болото. И я плохой. Был, я помню, хотя и не хочу, – наивно, как-то очень открыто сказал орк. – Я был плохой, я убивал, много. И я погиб… упал под лед. Утонул. Я так мечтал… быть… эльфом. Красивым. А стал опять… ур-родом. Это так и должно быть, Та-ай?.. Может, надо еще раз… умереть? Чтобы… эльфом…

– Ты таков, какой ты есть, – выговорил Тайтингиль. – Ты Котяра же. Даже тогда, когда был знаменитым Потрошителем Азаром… подобрал меня раненого, выходил. Сделал невозможное. Мы все делаем невозможное. Я шагнул за грань миров при помощи Мрира. Обрел Ирму. Сына. Тебя. Стало быть, главное – идти…

– Он мне не нравится, Мрир. – Голос Котика был теперь совсем слаб, а плечи и лицо покрыла испарина. – Не нравится…

– Он сильно изменился. Словно темная трещина в нем. Тьма… темнота, – с грустью сказал Тайтингиль. – Я не узнал его даже, так как смотрел сперва изнутри, из глубин души. Так что ты не далек от истины, орк, как мне кажется.

Что-то двинулось на болотах – Тайтингиль приподнялся и властно очертил перед собой полукруг клинком, выкрикнул несколько слов; захлопали крылья, раздались истошные вопли, словно птичьи… и все стихло.

– Мне холодно… З-знобит…

– Огня не будет до рассвета. А потом мы пойдем. Теперь мне надо встать, Кот. Держись.

Эльф плотнее обернул плечи орка курткой и поднялся.

– Не только сторонние духи, но и те искажения, что владели нами изнутри, могут атаковать. У них на болоте великая поддержка Зла, оруженосец. Но ты верь… и жди рассвета. Нашего рассвета. Это те самые болота, где ты спас когда-то меня. Ты нужен мне. Очень. Это страшное место, орк… но мы победим его.

– Тай… – Пальцы огромной серой лапы потянулись за эльфом и бессильно упали в мхи. Котик обмяк, потеряв опору.

Витязь ругнулся сквозь зубы и встал у него в ногах. Двумя руками перехватив рукоять меча Арвиля, устремил его во тьму и начал вслух, громко произносить слова на незнакомом Котику языке.

От стоп эльфа, от самой земли по его телу побежали золотистые кольца. Поляну, чахлые деревья и камень, у которого сидел орк, медленно охватывало магическое пламя. Глаза Тайтингиля закрылись, а голова запрокинулась – поток сверкающих волос стек водопадом. Меч недвижно указывал на незримого врага.

Орк, ощущая, как намокает под повязкой прижженная рана, сморгнул и несмело глянул во тьму, которую временно отодвинуло ярчайшее сияние… Перед ним стоял обнаженный, ослепительно светящийся силуэт.

«Бр-режу. Брежу, да…»

Брови его скорбно вздернулись, желваки на щеках вздулись.

Азар закрыл глаза.

Но даже на сомкнутых веках изнутри пылало белоснежное пламя. Белое, золотое.

…Только когда лучи солнца проткнули муть тумана над болотом, Тайтингиль опустил меч.

Все покрыла роса. Все, включая неподвижного орка, серым валуном лежащего во мху. Массивный силуэт мерцал бриллиантами.

Тайтингиль, убедившись, что нежить отступила и канула в трясины, вогнал клинок в кочку и бросился к Котову.

– Орк… орк? Ты… что?..

Перевернул за плечи. Несмотря на то что Тайтингиль очистил и прижег рану, обрывки поло пропитались кровью, повязка дурно пахла. Эльфу не показалось – Котяра был голубовато-белым. Тонкие сильные пальцы нащупали жилку на виске, которая билась часто-часто. На долгую секунду, хотя витязь и слышал, что Котов жив, все равно пришло сомнение. Кто-то из демонов прошел обережный круг, яд оказался слишком силен, Азар не выдержал боли и, разменяв очередную кошачью жизнь, устремился своими странными путями дальше по складкам, созданным Сотворителем, чтобы в какой-то из них стать эльфом…

– Котов, – шепнул Тайтингиль, опускаясь коленями вмох, – Котов…

Котяра оживал так медленно, что эльф не раз и не два усомнился – не зря ли он вообще потащил Азара обратно в Эалу. Тому было славно в Москве, в ядовитом воздухе, в мире машин, бензина и плазматронов, странных знаков-лейблов, такси и труб, из которых на руки течет теплая вода – и девочек, девочек…

Не разгневался ли Сотворитель Всесущего на свое заблудшее в складках миров дитя, которое так внезапно снова свалилось ему в ладони?

Постепенно прочная светлая шкура утратила мертвецкий оттенок. Убедившись, что орк будет жить, Тайтингиль тихо выдохнул.

Он терял оруженосцев. И много раз принимал решение оставаться одному – потому что провожать тех, кто рядом, невыносимее, чем самому рваться из Чертогов Забвения в мир.

Положив голову орка на колени, витязь надолго замер. Целительные песни были спеты, и эльф глядел в просветлевшее осеннее небо своего родного мира. Тучи расступились, показав синь, а Тайтингиль думал о великом драконе, который очнулся какое-то время назад в Чертогах. Вспомнил ли он, что выменял сомнительное бессмертие беспамятства у Тайтингиля? Узнал ли свою Вайрин?