По сравнению с детским домом семья – это лучшее, что я мог себе представить. Но, конечно, все оказалось не совсем так, как я когда-то воображал. У меня был образ богатой, молодой семьи, где есть мама, папа, маленький малыш и чтобы по дому бегал большой лабрадор. Чтобы родители давали деньги без лишних вопросов, чтобы мама была блондинкой с голубыми добрыми глазами, а папа брюнетом ростом метр-полтора, но не больше – высоких мужчин я тогда боялся. Да, моя молитва дошла до Бога, но, видимо, у них там был какой-то перебой со связью, и до высшего существа добралась не конкретная просьба. Вместо лабрадора у нас дома кот, а я ненавижу кошек. Но этот вроде прикольный. Мне досталось целых три сестры вместо одного малыша. И каждая из них со своим характером – целый мир. Роль родителей взяли на себя брюнетка с карими глазами – мой друг, помощник и просто спаситель, ради которого я сейчас не в тюряге – и высоченный викинг – два метра с чем-то роста, с щетиной, добрыми карими глазами и длинными русыми волосами. Между собой, детьми, мы его шифруем как «батюшка». И хотя они никогда не раскидываются деньгами, ублажая наши потребности, не устраивают нам легкую и сладкую жизнь, все равно спасибо. Они изменили мои мысли, дали понять, кто я на самом деле. Когда я с ними встретился, сам не ожидал, что наше знакомство вот так закончится. Это было время на самом краю. Мне было плевать на всех, даже на самого себя. Мне хотелось успеть оторваться по полной: своровать все, что хочется, набухаться до усрачки, трахнуть какую-то девушку, попробовать наркотики. Не знаю даже, из-за чего это я так. Просто дошел до грани. Кстати, я не рассказывал – один раз в баторе мне дали попробовать наркотики. Так вот, эффект был очень похож на то, как я в то время жил. Когда я сделал несколько тяжек травки, которую мне затолкали в обычную сигарету, мне стало плохо. Начала кружиться голова, вокруг засияли разноцветные краски, которых просто быть не может в природе. Какой-то ложный, искусственный мир. Я в тот момент сидел в столовой со своим другом, который тоже сделал несколько тяжек этой отравы, и видел, как части его тела летают вокруг меня по отдельности. Голова, руки, туловище и даже кисть руки с ложкой, которой он черпал суп. Я смотрел на это и ржал, хотя толком не понимал, над чем. После обеда я еле-еле добрел до своей комнаты и, не раздеваясь, упал в кровать. Проснулся после ужина, и то не сам – меня шлепала ладонью по голове воспитательница. «Аааа, опять где-то нашел деньги и нажрался», – ворчала она. Я поднялся с кровати и начал вспоминать, какой тогда был месяц, день недели и пытался понять, сколько времени я проспал. Но так и не смог…

Я не стал жить с Денисом и Дианой до двадцати пяти лет, как сначала хотел. Мне показалось, что я уже кое-чему научился и вот теперь, в девятнадцать, пробую стать самостоятельным. Но по выходным я всегда приезжаю к ним, в свой дом. Потому что там моя семья. Сам себе удивляюсь, но по старой привычке в воскресенье утром встаю и сразу после завтрака делаю уборку на первом этаже. Как-то привык. Мне не сложно, а родители счастливы: постоянно всем хвалятся, какой я заботливый сын. Потом мы с папой жарим мясо или рыбу на мангале. У нас семейный обед. А в понедельник утром я еду от них сразу в колледж. Но вдруг иногда посреди недели, когда я не с семьей, на меня накатывает такая нежность! Где угодно – в колледже, на занятиях, где-то еще. Мне вот прямо в эту минуту хочется сказать Диане и Денису, как я их люблю. И тогда я пишу послания. Последнее сообщение Диане отправил вот такое: «Мам, спасибо тебе огромное за то, что ты у меня появилась! Я тебя так люблю, это просто не передать словами. Спасибо за поддержку, за пиздюлей, когда это надо. Спасибо тебе огромное! Ты самая-самая. Я тебя люблю!»

После таких моих сентиментальных порывов она тут же перезванивает, вот прямо сию секунду, и взволнованно стрекочет в трубку:

– Гоша, я тоже тебя люблю! Больше жизни! Только давай честно рассказывай, что ты там опять натворил.

И мы с ней вместе смеемся, как полоумные. А в глазах у нас обоих стоят слезы радости. Потому что вот это – ЖИЗНЬ.

Помню, как в одном детском доме на концерте, посвящённом Дню Аиста, молодой специалист вместе с детьми исполнял душераздирающую песню под гитару, в которой были такие слова: «…детский дом, дом родной, и о нем мы споём… детский дом, мой приют, и о нем не поют…» Что-то в этом роде. Видели бы вы лица детей, исполняющих сей шедевр! Они не верили ни единому слову пошлой авторской песни – видимо, помнили настоящий дом, знали родных мам и пап. И в то же время на свете есть дети, которые живут с ложным убеждением о «родном доме» десятилетиями просто потому, что не знают ничего другого. При этом большинство взрослых людей в нашей стране, иногда среди них встречаются даже воспитатели детских домов, не хотят услышать элементарной вещи – детский дом, как ни старайся, никогда не станет семьей.

Путать детское учреждение с родным домом могут только дети, у которых, в отличие от других, нет и никогда не было семьи. От них отказались сразу после рождения. У таких детей самая высокая степень депривации. Все чудовищное, что происходит в их жизни – потеря семьи, отсутствие материнской заботы, психологические травмы, пренебрежение нуждами, – такие дети считают нормой. Их перемещают из одной группы в другую, передают от воспитателя к воспитателю, унижают и обзывают, порой даже бьют, а они это и многое другое считают естественным и нормальным. Они с младенчества растут в искаженных условиях и учатся в них выживать. Это дети с нарушенной привязанностью, с узкими представлениями о мире, о людях, о себе. Они – дети из «Зазеркалья», слепившие себя из осколков той информации, которая когда-то к ним случайно попала и была ими присвоена. Люди без рода и племени, никогда не знавшие материнской ласки и заботы, тепла и внимания. Отказники.

Перед вами – уникальный документ. История отказника, прошедшего свой сложный путь в «Зазеркалье». Сразу должна сказать, что книга не отпускает, открывая с каждой страницей все новые и новые детали незнакомого нам с вами мира детских домов. Он увиден не глазами сотрудников учреждения или его спонсоров, а глазами ребенка. Эта книга живая, правдивая, наполненная чувствами. Через реальные истории в ней раскрываются многие аспекты жизни сироты. Я думаю, по ней можно было бы выстроить систему подготовки приемных родителей для подростков. Во всяком случае, я бы рекомендовала прочесть ее тренерам Школы приемных родителей, психологам сопровождения, сотрудникам органов опеки, а также всем специалистам, вовлеченным в семейное устройство детей-сирот и, конечно, будущим приемным родителям. К счастью, у истории Гоши счастливое продолжение – он встретил свою семью, обрел близких людей, а вместе с ними – заботу и любовь. Но десятки тысяч подростков-сирот до сих пор остаются в детских домах, потому что взрослые их боятся. Книга поможет развеять многие мифы и стереотипы.

Гоша – яркий представитель пришельцев из «Зазеркалья». Он отказник. Внешне такие ребята ничем не отличаются от домашних детей, но внутренне их разделяет огромная пропасть. Это дети – объекты. Их можно перемещать, обижать, запугивать, унижать и наказывать. Ими легко управлять. На них можно вымещать свои взрослые проблемы и неудачи. Почему? Да просто потому, что за них некому заступиться, они относятся к категории никому не нужных детей. К сожалению, нередко приходится сталкиваться с пренебрежительным отношением персонала детского дома к отказным детям: «А кому ты нужен, если от тебя родная мать ещё в роддоме отказалась?» или «Что из тебя может путного вырасти, если твой отец подох, как собака, под забором, и тебе туда дорога!». Дети все слышат, запоминают и в слепом веровании взрослым присваивают эту негативную информацию себе. Постепенно у маленького человека в голове откладывается суждение: «Если меня выбросили, оставили, значит, я какой-то не такой. Я плохой, гадкий испорченный». «Конечно, это был… не редкий случай, – подтверждает Гоша, – двухмесячных младенцев и детей постарше часто обнаруживали либо в мусорном баке, либо в какой-нибудь выгребной яме. Понятно, что о родителях ребенка в такой ситуации вообще ничего не ясно – ни свидетельства о рождении нет, ни других документов. В общем, несмотря на внешность Егора, все знали, что он отброс». Вот так и живут эти ребята впоследствии – с мыслями о собственной неполноценности, со страхом быть всеми отверженными.