И не успев сразу подавить в себе это, Тим ощутил дрожь неприязни к Бену. Ну почему порой бывает так трудно его переносить?

Бен между тем сказал своей маме: «До свидания», и она лукаво помахала ему, как будто между ними имелся какой-то свой забавный секрет. И вот перед ним стоял Тим — в новеньком ожерелье из ракушек каури, видневшемся под расстегнутым флисовым воротом. Его волосы цвета черной патоки заметно отросли, а под подбородком и над верхней губой пробивалась весьма многообещающая поросль.

Зайдя в кофейню, друзья заказали то, что, по их мнению, было для них наиболее уместным. Тим сообщил, что сейчас играет в некой рок-группе в Сассексе, где учится в дневной частной школе, и что они уже пару раз выступали на дискотеках. Бен ответил, что это очень круто, и живо представил, как Тим испытывает такое же волнение перед концертом, что и он тогда, в коридоре, перед борцовским поединком. Ему хотелось сказать что-нибудь такое, что породнило бы их общим «страхом сцены» — таким чувством, будто должен толкнуть себя через пропасть, чтобы что-то совершить.

— Приехал я в школу, — рассказывал тем временем Тим, — и в первый же день увидел в вестибюле листок с объявлением: «Требуется гитарист. Способный играть “Зеппелин”, “Стоунз”, Боуи, Хендрикса, Олмансов. Никаких там “Мертвецов”, никакого долбаного “Фиша”». Ну разве что вместо «долбаный» было другое слово, с циферкой и звездочкой в начале. И я прям в точности им подходил! Те ребята играли вместе уже два года, и гитарист их как раз окончил школу. А я вполне могу там и зависнуть. Как раз вот перед рождественскими каникулами у нас был концерт по случаю окончания семестра. До сих пор в ушах звенит!

Потом Тим поинтересовался, как там в школе Сент-Джеймс, и оба почувствовали в его голосе какой-то недобрый оттенок.

— Там неплохо. Хотя, конечно, массу уроков задают, и я до сих пор там не во все въезжаю. Но вообще там классно. Хотя там я бросил сквош.

Тим в изумлении поставил бумажный стаканчик:

— Не может быть!

— Слишком уж прессуют.

Тим ощутил прилив симпатии и всепрощения к своему другу.

— Ты уверен, что это правильное решение? В смысле, я же помню, как ты играл в полуфинале против Эддисона Гарнера. — Они оба рассмеялись, припомнив длиннющую челку Эддисона. — Чего стоит просто наблюдать, насколько твоя игра отличается от его! Будет очень плохо, если ты не… — Тим видел, что Бен польщен его реакцией, однако не торопится с ответом, и он не знал, какая часть из сказанного какой эффект произвела.

Друзья старались держаться как взрослые, сидя перед панорамным окном кофейни и провожая глазами людей, расходящихся с парковки по разным магазинам торгового центра. Тим явно не рвался в музыкальный магазин, и Бена это вполне устраивало: ему бы совсем не хотелось сейчас тратить деньги на диски. Можно было пойти кататься на санках. Чем еще было им заняться? Бен уже не так хорошо, по его мнению, играл на фортепиано, чтобы устраивать с Тимом музыкальные импровизации, сквош тоже был уже неактуален. Чем, собственно, была их дружба, как не способом где-нибудь вместе скоротать время? Вкупе со всем прочим оба они почувствовали облегчение, когда настало время разойтись.

Наступил рождественский сочельник. Купили и поставили елку, развесили украшения, однако подарков под ней раскладывать не стали. В утро Рождества Бен получил две книги комиксов про Тинтина, а также дорожный набор для игры в нарды. Родители сказали, что друг другу они уже успели вручить подарки.

Вечером накануне отъезда Бен с отцом решили сходить в кино, но Хелен не захотелось смотреть «Тупой и еще тупее», и она отправила их одних, взявшись тем временем за книжку.

Убедившись, что муж с сыном ушли, Хелен поднялась в комнату Бена и увидела его уже собранную и застегнутую спортивную сумку. В руке у нее был пакет с «лимонными квадратиками», завернутый в фольгу и два слоя пищевой пленки. Хелен помедлила несколько мгновений, глядя в полутьме на его сумку. Та была в точности как лицо сына, когда она высаживала его из машины перед встречей с Тимом, — закрытая и совершенно чужая, — и на нее нахлынуло предчувствие, что очень скоро она начнет тосковать по нему и ждать, когда же он приедет домой снова. Она опустилась перед сумкой на колени и, частично расстегнув молнию, начала засовывать внутрь пакет с печеньем. И вдруг заметила, как в сумке что-то блеснуло. Хелен всмотрелась получше: там оказалась на четверть опорожненная бутылка виски Old Grand-Dad. Женщина улыбнулась в полумраке комнаты, постигая его хитрость. Бен был умным мальчиком. Она могла поклясться, эта бутылка простояла у них уже больше десятка лет. Неужто она позволит ему вернуться в школу без мзды?

Она застегнула молнию как было, поднялась и ушла из комнаты, а вечером вручила Бену пакет с «лимонными квадратиками», сказав, что надеется, они ему понравятся. Хелен обняла сына, прижавшись к его жесткой и костлявой грудной клетке, и тут же отправилась наверх, в спальню, стараясь никому не показать, как сильно у нее сжалось горло.

Глава 11. Свет заходящих солнц

В первый же вечер по возвращении ребят в школу в секции борьбы устроили трехчасовую тренировку. Саймон тоже был там и вел себя как ни в чем не бывало. Так что Бен даже вздохнул с облегчением, что его не выгнали из школы за то, за что и Бен отчасти был в ответе. Они выполняли все те же упражнения, как и обычно, и разговаривали друг с другом, как и прежде, однако тренер Вебер после истории с Драконом явно потерял в них веру и, похоже, не желал встречаться с ними взглядом.

Когда с каникул вернулся Ахмед, Бен даже сам поразился тому, насколько рад его видеть. Волосы у него были аккуратно подстрижены и разделены пробором, и Бена этот нарочитый порядок привел в некоторый шок. Мгновение они пристально глядели друг на друга, как будто в глазах читали некое соглашение. Вместо того чтобы обняться, они деловито обменялись рукопожатием, после чего Ахмед поинтересовался, как прошли у Бена каникулы. Какая-то непривычная осторожность, обходительность появилась вдруг в Ахмеде. Улыбка его стала сдержаннее, а голос — тише. Бен подмечал эту необычную бесшумность, даже когда сосед отворачивался, чтобы засунуть в ботинки распорки, или возился со скоросшивателем.

Бен попытался представить, какой разговор мог произойти между Ахмедом и его отцом. Может, после той договоренности этот вопрос между ними больше и не поднимался? Или, может