Валери запнулась, всего на миг, прежде чем вновь овладеть собой. Она быстро исправилась, но сбить ее с ритма было приятно. В кои-то веки я застала ее врасплох.

Я выскользнула из зала в конце песни, довольная тем, что теперь эта хищница на своей шкуре узнала, каково это, когда тебя выбивают из колеи.

Было утро субботы, и я, по обыкновению, отправилась навестить мать. Мне очень не хотелось вставать, но она знала, что я должна приехать, и ждала меня – хотя, конечно, вполне могла про это забыть.

Да и погода, слишком жаркая и влажная, не давала долго нежиться в постели по утрам. Последние три недели температура стояла выше двадцати семи градусов, а дождя не было вот уже почти целый месяц. Трава на газонах пожухла и превратилась в желтую солому, и гнетущая липкая жара накрывала город уже с рассвета. В такую погоду надо есть мороженое в парке, сидеть в тенечке, плавать в открытом бассейне и долгими знойными вечерами неторопливо ужинать в каком-нибудь ресторанчике под открытым небом, но не трястись в поездах и не торчать в четырех стенах в доме престарелых, выполняя свой дочерний долг.

В поезде было много народу. Мы еще не отъехали от вокзала Ватерлоо, и до отхода оставалось несколько минут. Я сидела у раздвижных дверей в ряду из четырех сидений, расположенных спиной к окнам. Сиденья напротив занимала семья: мать, отец и две маленькие дочери. На коленях у них лежали рюкзаки, и я подумала, что семейство, наверное, едет куда-нибудь к морю или на природу, где было немного прохладнее и не так душно.

На соседних путях готовился к отправлению другой поезд. Дежурный обвел взглядом платформу и дал сигнал в свисток. Состав, заскрежетав колесами, тронулся, и меня замутило, как будто наш вагон тоже пришел в движение. Я откинулась на спинку сиденья и прикрыла глаза.

Через несколько часов я вернусь в город и с ролью преданной дочери будет покончено до следующей недели.

Когда я открыла глаза, поезд стоял на станции Воксхолл.

– Прекратите сейчас же! – говорила женщина, балансируя на подножке лицом к перрону. Обеими руками она упиралась в дверной проем, перегораживая проход. Я не видела ее лица, но, судя по тому, как дрожал у нее голос, она была готова расплакаться. – Не садитесь на этот поезд.

– Ой, дамочка, уймитесь, – произнес мужчина на перроне. – Что вы расшумелись?

Женщина набрала полную грудь воздуха, и я поняла, что она напугана, но изо всех сил старается не показывать этого.

– Прошу прощения! – закричала она, обращаясь к дежурному. Он стоял к ней спиной и говорил с кем-то по рации. – Этот человек меня преследует! Вы меня слышите?

Он даже не обернулся.

– Я имею право ехать в любом поезде, – заявил мужчина.

– Только не в этом. Вы всю дорогу шли за мной и выкрикивали непристойности, и я не намерена больше это терпеть!

Она через голову перекинула ремешок сумки на другое плечо, чтобы не съезжал. На ней был ярко-розовый топ, в котором она выглядела моложе и казалась беззащитной. Джинсовые шорты открывали крепкие загорелые ноги.

Я перехватила взгляд женщины, сидевшей напротив. Ее муж обнимал обеих дочек за плечи и, как и мы с его женой, явно раздумывал, вмешиваться или нет.

– Ой, да пошла ты! – заорал мужчина.

– Так, все, хватит, – произнес отец семейства. – Потерпи пару минут, приятель. Сейчас подойдет еще один поезд. Не надо устраивать тут представление, ладно?

Мужчина какое-то время неподвижно стоял на перроне, словно обдумывая эту просьбу.

– Да пошли вы все! – бросил он наконец и с независимым видом удалился.

Я выдохнула. Спасовать перед хрупкой женщиной в джинсовых шортах и розовом топе было немужественно, равноценно проявлению слабости, в то время как отступить перед другим мужчиной – постарше и покрепче физически – было простым благоразумием.

Чарльз боялся сильных женщин. За ужином он регулярно проходился по своим коллегам женского пола: одним ставил в упрек излишнюю стервозность, другим – излишнюю мягкотелость. В успехе женщин, которым удавалось совмещать счастливую семейную жизнь, детей и впечатляющую карьеру, он ощущал угрозу себе лично. А может, мне просто хотелось так думать. Я скрупулезно отмечала каждый его недостаток и находила новые и новые причины, по которым он не заслуживал такой женщины, как Марни.

Девушка в розовом нажала кнопку закрытия дверей, и створки съехались у нее перед лицом.

– Спасибо вам, – сказала она, обращаясь к мужчине с дочками. – Спасибо вам большое, что не остались в стороне.

С этими словами она развернулась и направилась к свободному месту рядом со мной.

Она была мне знакома.

Я мгновенно поняла, кто она.

Это лицо я узнала бы где угодно.

Она была прекрасно мне знакома. Я уже видела эти черные волосы, зачесанные назад, а татуировки на левом запястье и большом пальце руки помнила по фотографиям, выложенным в Сети. Вблизи она выглядела иначе: черты лица были гораздо более резкими, более запоминающимися. Не забыла я и эту манеру выставлять вперед бедро, перенося вес тела на одну ногу, и черную сумку, с которой она приходила на похороны. Но все не ограничивалось только тем, как она выглядела, в какой позе стояла и какими вещами обладала. У меня было такое чувство, что я знаю, как работает ее голова, как она мыслит.

– Я вас знаю, – произнесла я.

– Знаете, – подтвердила она. – Хотя я не планировала попадаться вам на глаза. Но, с другой стороны, не могла же я предвидеть, что ко мне прицепится этот псих. Если честно, он слегка выбил меня из колеи. Кошмарный тип, правда? Он уже второй раз за мной увязывается. Кому вообще может понравиться, когда его преследует незнакомый человек?

Она вскинула бровь и рассмеялась.

Ее наглость меня поразила; она держалась так самоуверенно, так бесстрашно. Наверное, я должна была испугаться. Я это понимаю. Очевидно, получив от нее самой подтверждение того, что она преследует меня – по всей вероятности, уже несколько месяцев, причем с худшими намерениями, – я должна была лишиться присутствия духа. И тем не менее в тот момент это придало мне уверенности. Я была права. Меня преследовали. Я не ошибалась.

– Вы действовали куда более топорно, чем вам представлялось, – сказала я. – Я вас видела. И даже не один раз.

– О, в самом деле? – осведомилась она. – Черт побери! Какая неприятность.

Раньше я не замечала, какое у нее привлекательное лицо.

– Чего вы хотите? – спросила я.

– Я хочу знать, куда вы ездите каждую субботу, – отозвалась она. – Вы же не будете против, если я присяду?

Я отрицательно покачала головой, потому что не хотела, чтобы эта нахалка сидела рядом со мной и прикидывалась, будто мы с ней подруги и вовсе не она вываляла меня в грязи при всем честном народе.