Я представила себе Уильямса, сидящего за столом защиты, слушающего обвинительный приговор, а затем выходящего из зала суда между идущими рядом с ним конвоирами. Итак, Уильямс виновен в глазах закона. Он отправится в тюрьму. Он потерял свободу.

Но виновен ли он на самом деле? Я хлопнула рукой по закрытому ящику с документами. Так, Бет, перестань. Все кончено. Я понимала, что мне нужно выкинуть это дело из головы, убедить себя, что правосудие свершилось. Ну разве можно думать иначе? Двадцать четыре присяжных в двух отдельных судебных процессах выслушали описание всех фактов и мнения всех сторон. Двадцать четыре ума проанализировали свидетельские показания в поисках истины. Первое жюри присяжных не смогло прийти к единому мнению, но девять из двенадцати присяжных сочли Уильямса виновным. Теперь все двенадцать членов второго жюри признали подсудимого виновным. Двадцать один из двадцати четырех человек, рассмотрев все свидетельские показания по этому делу, сочли, что фон Уильямс виновен. Если я хочу остаться в здравом уме, то при таком раскладе мне не следует оспаривать принятое решение.

* * *

Два месяца спустя, 3 декабря 1981 года, я получила от Луиса Дугаса еще одно сообщение: «В 20:45 другой человек дал признательные показания. Фон Уильямс на свободе».

Я сразу же набрала номер Дугаса.

— Луис, что случилось? — закричала я в трубку, даже не представившись.

— Элизабет? Вы не поверите! Вы просто не поверите в это! — Дугас глубоко вздохнул, а потом рассмеялся. — Простите, я просто не могу сдерживать смех. Смеюсь и плачу.

Он рассказал мне о событиях предыдущей недели. Полиция штата Луизиана по наводке задержала тридцатилетнего Джона Симониса по подозрению в том, что он является печально известным «насильником в лыжной маске», изнасиловавшим десятки женщин в Луизиане и соседних штатах. В итоге Симонис признался в семидесяти семи преступлениях, совершенных в семи разных штатах, включая и те изнасилования, за которые был осужден Кларенс фон Уильямс.

— Они записали признания Симониса, — рассказывает Дугас. — Все его признания записаны на пленку. Прокуроры округа Ориндж просмотрели видеозапись и немедленно сняли обвинения против Уильямса. Это невероятно, просто невероятно!

Информационные агентства сразу же распространили информацию об этом необычном случае с неожиданным удачным концом. 6 декабря газета The Seattle Times опубликовала эту историю со ссылкой на Associated Press:

В этой заметке было еще несколько абзацев, но именно слова «и никто никогда не узнает» преследовали меня еще несколько недель. Действительно, в этом случае правду знал бы только один человек — Кларенс фон Уильямс. И сейчас, если бы полиции штата Луизиана не повезло и она не арестовала Симониса, он сидел бы в тюремной камере, смотрел на бетонные стены и тосковал по жене и детям. Я не могла представить себе более мучительное одиночество и более глубокое отчаяние, чем, сидя в тюрьме по ложному обвинению, знать правду и не иметь никакой возможности убедить в этом других.

Мне не хотелось думать о том, что происходит с душой человека, посаженного в тюремную камеру за преступление, которого он не совершал, проводящего в ней день за днем и в конце каждого дня в очередной раз понимающего, что впереди еще сотни дней, таких же, как тот, который он только что прожил.

* * *

В августе 1988 года, спустя более шести лет после объявления фон Уильямса невиновным и его освобождения, я выступала с речью перед несколькими сотнями адвокатов, собравшихся на симпозиум Северо-Западной юридической школы в Чикаго. После моего выступления ко мне подошел человек из аудитории, пожал мне руку и представился.

— Я был одним из прокуроров, участвовавших в деле Уильямса в Техасе в 1981 году, — сказал он. — У меня есть интересный постскриптум по этому делу, если у вас найдется немного времени.

Мы сидели в первом ряду в пустом лекционном зале, и он рассказал, что произошло в тот день, когда Салли Блэквелл и ее двое детей пришли в окружную прокуратуру, чтобы посмотреть видеозапись признания Симониса.

— В тот момент они не знали, что Симонис признался, — сказал прокурор. — Мы провели их в небольшую комнату, выключили свет и включили видеокассету. Через несколько минут двое детей-подростков посмотрели на мать. По выражениям их лиц было ясно, что они узнали этого человека и находятся в шоке. Но мать старалась не смотреть на них. Она продолжала смотреть на мужчину на записи, а потом начала медленно покачивать головой взад-вперед. «Нет, — сказала она, и ее голос заглушил звук с видеокассеты, — нет, нет, нет, нет!»

— Симонис рассказал о таких деталях, о которых мог знать только сам насильник и о которых за пределами прокуратуры вообще никто не знал, — добавил прокурор. — Жертва не могла заставить себя признать, что это преступление мог совершить не фон Уильямс, а кто-то другой.

Вот оно — реальное, живое доказательство того, что люди могут настолько уверовать в свои воспоминания, что, даже когда возникают очевидные противоречия и расхождения, они отказываются изменить свое мнение. Я вспомнила, что судья Джером Франк написал в своей книге «Невиновен»: «Если вы свидетель, то любые сомнения относительно вашей памяти вызывают у вас возмущение, воспринимаются как посягательство на целостность вашей личности, бесцеремонное вторжение в ваше “я”». Наши воспоминания чрезвычайно ценны для нас, ибо они представляют собой неотъемлемую часть нашей личности: они говорят нам, кто мы такие, какой опыт у нас за плечами и что и как мы должны чувствовать.

Я рассказала прокурору о недавнем исследовании, проведенном в Йеле. Участникам эксперимента показали запись совершения некоего преступления, а потом попросили выбрать «преступника» из двенадцати фотографий, среди которых вообще не было фотографии преступника. Через несколько дней испытуемым вновь предложили выбрать «преступника», но только из шести фотографий, среди которых была фотография настоящего преступника и фотография человека, ошибочно выбранная в прошлый раз. Так вот, 44 % участников эксперимента подтвердили свой первоначальный выбор, хотя настоящий преступник смотрел с фотографии прямо им в лицо.

— В некотором смысле это похоже на то, что произошло в деле Уильямса, — сказала я. — Потерпевшая сделала свой выбор — Кларенс фон Уильямс, и потом, несмотря на то что настоящий преступник смотрел ей в лицо, признаваясь в изнасиловании и рассказывая подробности, которые мог знать только он, она не могла принять это. Она осталась при своем первоначальном мнении, ошибочном мнении о виновности Кларенса фон Уильямса. После того как лицо фон Уильямса слилось с ее воспоминанием о лице насильника и она «привязала» себя к этому воспоминанию, заявив в суде, что ее насиловал именно фон Уильямс, разделить эти два воспоминания стало уже невозможно. Они в буквальном смысле навсегда слились вместе.