по составу биг-бэнд за счет струнников из Большого симфонического оркестра Всесоюзного радио.

Постепенно в разряд маститых переходили молодые. Вышел на гастрольную тропу Иосиф Вайнштейн: пришлось принять правила игры концертного оркестра, поступиться «чистым джазом», включив в программу «эстрадные номера» – танцоров и певцов. Вручению лицензии на гастроли по стране предшествовала дюжина прослушиваний перед худсоветом Ленконцерта.

Но это только одна сторона медали. Понять, что на самом деле происходило, можно, вспомнив Колтрейна и «Битлз». Вспомнив время магнитофонов и хиппи, время студенческого брожения в Европе. Менялись джаз, эстрада, появился рок. Всюду свои перемены. Стиляги, отрываясь под «буги на костях», плавно передали битломанам и колтрейнистам «трубку мира». Переходящее знамя вручили новым неформалам. Интерес к английскому языку, музыкальное пиратство… К тому же джазовый «Голос Америки» по-прежнему считался куда более вредным, чем транслировавшее музыку «Битлз» скромное «Радио Люксембурга». За «Битлз» не привлекали, могли разве что «пожурить». Как говорится, из всех искусств важнейшим для независимой молодежи является андеграунд. Борис Гребенщиков сказал однажды: «Мы были настолько преданы андерграунду, что не имели времени по-настоящему научиться играть».

Кто-то мечтал увидеть Ливерпуль с питерской колокольни, а Рознеру хотелось увидеть родной город. Посмотреть хотя бы одним глазком! И вообще, какая это была бы чудесная возможность – пройтись по улицам детства, полюбоваться начавшейся реконструкцией Александр-плац, строящейся телевизионной башней! Ведь родные кварталы не во «вражеском» Ливерпуле, а в Восточном Берлине.

Ан нет. Никаких гастролей в ГДР. Оставалось радоваться тому, что из Германии и сопредельных государств вновь и вновь приезжали джазовые артисты.

И все же широкая публика постепенно теряла интерес и к джазу, и к биг-бэндам. Нет, рокеров пока никуда не пускали, но у них – «полевых и диких» – появился «садовый вариант»: ВИА. Аббревиатуру позаимствовали у Саульского: новый коллектив, который собрал Саульский, назывался ВИО – вокально-инструментальный оркестр. Таким образом Павел Слободкин, выпуская своих «Веселых ребят», словно отсылал слушателя сразу к двум бэндлидерам – Саульскому и Утесову. Что касается термина «биг-бэнд», то он, еще не успев прижиться, стал вытесняться модным словом биг-бит, подразумевавшим рок и его разновидности.

ВИА были не преемниками, но конкурентами. Они переманивали молодых и способных эстрадных музыкантов в свои ряды. Джазмены, напротив, «забурились» в интеллектуальный, элитарный джаз постпаркеровской эпохи. Тем временем на телевидении обозначился крен в патриотику сборных концертов.

Рознер чувствовал себя одиноко. Во всех смыслах. Полупризнанный в чужом отечестве, он уже забронзовел в глазах молодежи. Творческий поиск оправдывает самые смелые эксперименты. Но где граница, за которой – «по ту сторону добра и зла» – начинается нечто эксперимента ради?

Как поется в песне, «для кого-то летная погода, для кого-то проводы любви». Летная погода для ВИА и предчувствие летной погоды для джазовых модернистов казались проводами любви к старому доброму джазу. Может быть, имело смысл обратить взоры к корням, к истокам? Увы, возникло странное деление. Традиционным джазом стали называть все то, что было до свинга, современным – все, что появилось позже. Играть только для старшего поколения, помнившего довоенный джаз? Превратиться в музей имени самого себя? Даже если бы такое желание возникло, никто бы этого в Росконцерте не потерпел. (Подобное могли – с поправками и оговорками – разрешить разве что неприкасаемому Утесову.)

Играть экспериментальный джаз наравне с другими можно было, чувствуя себя в новых течениях как рыба в воде. Саульский отмечал «потрясающую джазовую интуицию» Эдди, который мог «перестроиться» во время игры, сверяя слух с неожиданными гармониями. Но стать Майлзом Дэвисом или Диззи Гиллеспи ему, внимательно следившему за всем, что происходит в современном джазе, было не под силу. Как не под силу было отыскать и съесть молодильное яблочко, скинуть пяток-десяток лет.

Но какова альтернатива? Чтобы по всем параметрам «соответствовать», тем более лидировать, одной харизмы мало, требовались как минимум лучшие сайдмены, не говоря уже об аранжировщиках и солистах. Смириться, уступить, пользуясь чужим, заемным профессионализмом? Предоставить другим возможность играть под твоим брендом – ведь фактически именно так поступили Вайнштейн и Лундстрем. Но и тот, и другой почти всегда были только дирижерами. А что такое оркестр Рознера без солирующей трубы Эдди? Это оркестр без основы, даже, может быть, без лица.

Все ли мы варианты перебрали? Ах, да, была другая проверенная практика – отводить максимум «места» вокальным номерам. Но и тут все непросто. Увы, слушатель стал переборчив, предпочитая видеть и слышать звезду, а не вокалиста имярек, подчас дебютанта без биографии, выступающего с двумя-тремя песнями в программе оркестра. Раньше особую праздничность выступлениям певцов придавали аккомпанирующие биг-бэнды. Теперь певцам стало все равно с кем петь. Раньше талантливые и уже завоевавшие первую популярность вокалисты переходили от одного дирижера к другому – Капа, Майя, Гюли, Лариса Мондрус… Список условен и не слишком велик, но все же. Теперь осталась одна «забава» – председательствуя в приемной комиссии Всероссийской мастерской эстрадного искусства, привлекать в оркестр все новых певцов. Но стоило «птичке опериться», как она тут же улетала.

Шестидесятые годы катились под гору. Можно было оглянуться. Подвести предварительные итоги. Подопечные уходили. Конечно, это случалось и раньше. Кого-то переманивали конкуренты. Кто-то хотел создать свой джаз. Теперь джазмены «сваливали» из принципа в клубные, студийные или более молодые составы. Эстрадники в ВИА – там заработки больше. Солисты-вокалисты, как только получали определенную популярность, искали возможность сольной карьеры. Аранжировщики спешили стать композиторами. Ушли ветераны: Павел Гофман переквалифицировался в циркового сатирика-куплетиста, Борис Матвеев подался к Кобзону, Тофик Ахметов возглавил биг-бэнд в Баку. Зато прибыло пополнение из города, где когда-то безраздельно царил Лундстрем: Владимир Василевский (труба), Александр Сухих (тромбон), Юрий Ветхов (ударные) еще недавно жили в Казани… Пришли и ушли запальчивые задиры – непримиримые «форварды» из Питера. Но им на смену уже спешили саксофонисты Анатолий и Сергей Герасимов, Владимир Колков, Михаил Цуриченко. Вместе с Николаем Левиновским в оркестр были приняты саксофонист Владимир Коновальцев, барабанщик Виктор Епанешников… Появились молодая Жанна Бичевская, чечеточник Владимир Кирсанов.

Рознер отмечал:

«Я люблю молодежь и считаю, что на эстраде они должны быть уже известными не в пятьдесят, а в двадцать с небольшим. Мне становится радостно, когда они вырастают в настоящих артистов».

Но как идти в ногу со временем, оставаясь верным себе? Как соблюсти свой стиль, работая наравне с молодыми «львами», не стать лишним, «держать удар»?

Один шанс из тысячи

Порой казалось, что «царь» разменивается на мелочи.

К концу 60-х бывший рознеровский хореограф Борис Сичкин успел сняться в фильмах о неуловимых мстителях у режиссера Эдмонда Кеосаяна. Его примеру