– Сейчас закрой глаза и крепко держись за руку, – сказал Норман.

– Зачем, – в недоумении сказала я.

– Это сюрприз.

Я послушалась, хотя, так хотелось подсмотреть. Странный шум приближался.

– Ну вот, теперь открывай глаза.

– Ах, – только вырвалось у меня.

Мы стояли на пристани. Передо мной простиралось море. Волны с диким ревом падали на берег, снова поднимались и так же опускались. Свинцовое небо низко нависало над бушующими волнами. Хотя мы стояли довольно далеко от берега, но соленые брызги долетали даже до нас. Чайки белыми молниями метались над водой, оглашая воздух пронзительными криками.

– Это и есть море?

– Да, море. Штормит. Но когда оно тихое и спокойное – вода настолько прозрачная, что видно дно.

– Как такое может быть? И ты хочешь, чтобы мы отправились в путь вот в такую пропасть?

– Это всего лишь небольшой шторм. Морские волки не боятся и выходят в море за рыбой. Семью надо чем-то кормить.

– В такую погоду можно выходить в море? – недоверчиво спросила я, – лодки перевернутся и вот это ревущее чудовище поглотит их.

– Только смелые и отчаянные позволяют себе морские прогулки в такую погоду.

Я покачал головой, даже страшно представить. Еще немного мы любовались морем. Хотя, нет, я не любовалась, мне стало страшно. Волны все накатывали на берег. На обратном пути мы зашли в булочную, Норман купил свежих булочек с яблочным повидлом. Я не удержалась и слопала две прямо на ходу. В гостинице мы поужинали и поднялись к себе в комнату: Норман читал газету, а я открыла Шекспира.

Следующие два дня мы, позавтракав, уходили в город, гуляли по окрестностям, ходили в порт. Море потихоньку стало успокаиваться. На второй день оно уже не ревело, словно разъяренный зверь, а спокойно накатывалось на берег. Белая пена ласково то набегала, то отступала. Хотя, вода была еще мутной, и на берегу было много мусора, ила и водорослей. Возле них уже копошились кучки подростков и молодых мужчин. Люди искали в мусоре, что-нибудь, что можно сдать старьевщику и получить хотя бы пару пенсов. Мы спустились прямо к воде.

– Смотри, какие камушки, – Норман поднял плоский камень и протянул мне, – совсем нет острых углов.

– Почему?

– Вода сгладила все углы, а теперь смотри, – Норман размахнулся и камушек попрыгал по воде. Попробуй.

Я взяла другой такой же камушек и бросила в море. Мой камень сразу утонул.

– Как это у тебя получается? – удивленно, спросила я, – я все сделала так же, как и ты. Но мой камушек сразу утонул.

Норман засмеялся.

– Я много тренировался, – серьезно произнес юноша.

– Где же ты тренировался? В имении бросал камни в пруд леди Генриэтты?

– Нет, что ты. Мама очень огорчилась бы застав меня за подобным занятием, – Норман покачал головой, копируя маму, – когда я учился в лицее, мы же не все время учились, у нас было свободное время. Вот, некоторые лицеисты ходили в пабы, развлекались ромом, а мы с Робертом шли к Темзе и бросали камушки. У кого больше раз коснется воды и не утонет, тот и выиграл.

Мы еще немного побродили по городу, а затем вернулись в гостиницу.

За конторкой сидел хозяин гостиницы, увидев нас, он встал и протянул Норман письмо.

– Приходил посыльный из порта и оставил вам сообщение.

– Спасибо, – Норман поблагодарил хозяина, и мы поднялись в комнату.

– Сейчас посмотрим, что они пишут, – Норман распечатал письмо и прочел, – завтра наш корабль отплывает в Америку. В 12.00 ждем вас на борту. Капитан.

– Уже завтра? – вырвалось у меня.

– Что же ты так боишься, мы же смотрели, море совсем утихло, даже волн почти нет.

– А если в открытом море случится шторм, что тогда? – не унималась я.

– Тогда я тебя обниму сильно-сильно, и мы будем молиться, – Норман обнял меня.

– Нужно уложить багаж, чтобы завтра не торопиться.

Весь вечер мы готовились к отплытию. Легли поздно, но полностью упаковавшись.

Утром светило солнце, словно освещало нам путь. Мы спустились позавтракать.

– Только посмотри, какая чудесная погода, – сказал Норман, глядя в окно.

– Весна уже в разгаре, скоро лето, – сказала я, – ты знаешь, в монастыре я не очень любила лето. Все девочки уезжали домой, а я одна оставалась среди сестер.

– И они заставляли тебя каторжно работать за всех, – преувеличенно страшным голосом, проговорил Норман.

– Нет, они добрые, – улыбнулась я, – девочки уезжали домой к родителям, братьям и сестрам, в свои семьи. В такие моменты остро ощущалось, что я никому не нужная сирота.

– Не говори так, ты мне нужна, – сказал Норман и погладил меня по щеке, – слышала бы тебя сейчас матушка Мария, она души в тебе не чает, а ты говоришь такие глупости.

– Но это действительно было, сейчас все изменилось. Хотя, семьи то у меня еще нет.

– Это вопрос времени, точнее, вопрос прибытия в Америку. Сразу же по прибытии мы обвенчаемся. А сейчас, чтобы все было, как положено, я предлагаю тебе стать моей женой, – Норман опустился на одно колено и протянул мне маленькую красненькую коробочку.

Такого я не ожидала. Осмотрелась по сторонам, все завтракавшие, отложили вилки и уставились на нас. Я замерла, растерявшись. Мысли разбегались в разные стороны.

– Ты что передумала? – не поднимаясь, спросил Норман, – ты станешь моей супругой?

Я взволнованно кивнула и открыла коробочку. Господи, какая красота! В солнечном свете отблескивало маленькое колечко с огромным прозрачным сияющим камнем. Норман надел колечко мне на палец.

– В самый раз, теперь ты от меня никуда не денешься, – сказал юноша и нежно поцеловал меня под восторженные крики посетителей.

Мы поднялись в комнату, распорядиться, чтобы снесли багаж.

Я села в кресло и залюбовалась колечком.

– Я заказал его давно, еще в Лондоне, – сказал Норман, – но огранка камня заняла больше времени, чем я предполагал.

– Оно восхитительное, – не отрывая взгляд от кольца, сказала я.

– Над ним работал лучший ювелир во всем Лондоне!

Я поднялась и поцеловала Нормана.

– Спасибо, – тихо сказала я.

– Давай посмотрим, ничего не забыли, – Норман оглянулся.

В коридоре послышался какой-то шум. В дверь постучали, и, не дожидаясь разрешения, распахнули. На пороге стояла леди Генриэтта, а за ней матушка Мария. Я охнула и спряталась за Нормана.

– Как хорошо, что мы вас нашли, – леди Генриэтта бросилась на шею Норману.

– Моя девочка, – в свою очередь, матушка Мария обняла меня.