– Эту версию я проверю, – пообещала Людочка. – А ведь тебя можно поздравить с удачей. Прогноз относительно грядущего видения полностью подтвердился.

– Это и есть прямое доказательство превосходства мужской интуиции над женской. – Цимбаларь оживился. – А ты присутствующих на похоронах переписала?

– Надиктовала фамилии на кассету, – ответила Людочка. – Завтра сверю со списком жителей деревни. Но, по-моему, взрослое население присутствовало процентов на восемьдесят пять, а то и больше.

– Что этот факт нам даёт? – поинтересовался Кондаков.

– Я хотел убедиться, что видения возможны только в условиях массового скопления людей, – сказал Цимбаларь. – Стрессовая ситуация тут, скорее всего, ни при чём. По-настоящему горевали очень немногие, можно сказать, единицы… Мы уже установили, что инициатором убийств являются видения. Теперь надо выяснить, как они возникают. Если отбросить всякие бредни о богах и демонах, остаётся так называемый человеческий фактор. Не исключено, что среди жителей деревни имеются люди с аномальными психическими свойствами, способные намеренно или неосознанно влиять на сознание окружающих. Они-то и вызывают у толпы приступы чрезвычайно красочных галлюцинаций. Зачем это нужно, дело десятое. Разберёмся попозже. Сейчас надо выявить этих людей-запалов, людей-катализаторов. Когда их круг определится хотя бы приблизительно, будем работать с ними привычными для нас способами.

– Зажимать пальцы в дверь и показывать пятый угол, – ввернул Ваня.

– Как же ты этих гавриков выявишь? – с сомнением произнёс Кондаков. – Тем более если они действуют неосознанно.

– А над этим давайте подумаем вместе.

– Я бы предложила такой метод, – сказала Людочка. – Вначале надлежит под каким-то благовидным предлогом собрать вместе жителей Чарусы. Когда их количество достигнет величины, близкой к критической, что, по моим подсчётам, составляет примерно сто двадцать – сто тридцать человек, будем присоединять к основной массе тех, кто находится под подозрением… У тебя, Сашка, есть такие?

– Имеются.

– Появление этого гипотетического человека-запала и вызовет видение, – продолжала Людочка. – Вы можете возразить, что по пути от деревенской околицы до кладбища к процессии не присоединился ни один новый человек. Верно. Но фишка здесь в том, что толпой люди собрались лишь у могилы Ложкина, а до этого шли, растянувшись по дороге на многие десятки метров… Правда, для большей достоверности эту процедуру придётся повторить несколько раз.

– Дело, конечно, хлопотное, – сказал Цимбаларь. – Но, если не придумаем ничего лучшего, попробовать стоит… Ты, Пётр Фомич, хочешь что-то сказать?

– Хочу, – кивнул Кондаков. – При современном развитии медицины любое отклонение от нормы, хоть физическое, хоть психическое, можно определить при помощи диагностических методов. Анализ крови садиста имеет вполне определённые особенности. У лиц, склонных к серийным убийствам, томография выявляет повышенную активность некоторых участков мозга. Иммунная система прирождённых волокит работает несколько иначе, чем у приверженцев моногамии. На эту тему я читал статью в одном весьма серьёзном научном журнале. Поэтому предлагаю подвергнуть жителей Чарусы всестороннему медицинскому обследованию. Начиная от состава мочи и крови, вплоть до молекулярного уровня. Уверен, что наука выявит тех, кто мутит здесь воду.

– В американском штате Юта такие обследования, наверное, вполне возможны, – сказал Цимбаларь. – Но нам в любом случае придётся подождать до весны… Другие предложения есть?

– Выпить на посошок и разойтись по домам, – изрёк Ваня.

– Это никогда не поздно, – Цимбаларь едва успел перехватить лилипута, порывавшегося вернуться на поминки. – Я по делу спрашиваю… Если других предложений нет, принимается план Лопаткиной. Завтра соберём общее собрание, посвящённое выборам нового старосты. И сделаем всё так, как задумали. Не исключено, что рыбка и в самом деле клюнет.

В это время шум в избе резко усилился, и из неё на улицу повалил народ, достигший, как говорится, кондиции. Грянула залихватская частушка. Запиликала расстроенная гармошка. Хохот, мат, визг и музыка нарушили покой глухой морозной ночи.

– А Ложкин-то всё видит, – Ваня погрозил в сторону избы пальцем. – Его душа ещё сорок дней будет витать над родимым домом.

– Он к землякам претензий не имеет, – сказал Кондаков. – Пусть напоследок порадуется вместе со всеми…

Однако уже на следующий день стало ясно, что провести общее собрание не такое уж и простое дело, как это казалось вначале. И хотя с прямым противодействием сталкиваться не приходилось, люди под любим предлогом старались увильнуть от казённого мероприятия.

В больничке резко увеличилось количество пациентов, требовавших для себя постельный режим. Мужики вдруг засобирались на зимнюю рыбалку. У баб появилось множество неотложных дел.

Пришлось Цимбаларю лично обойти все избы и вручить каждому совершеннолетнему члену семьи повестку, в которой чёрным по белому было сказано, что в случае неявки адресат будет подвергнут принудительному приводу. Стариков, помнивших раскулачивание, коллективизацию и трудовую повинность, особенно пугали круглые лиловые печати «Для справок».

На организационные мероприятия ушло три дня. Не надеясь на сознательность масс, Цимбаларь попросил Людочку с утра распустить школьников, дабы те ещё раз напомнили родителям об их гражданском долге.

К полудню деревенские жители потянулись в клуб, где стараниями Зинки Почечуевой было прибрано и натоплено. На собрании председательствовал Кондаков, имевший большой опыт общественной работы, в том числе среди никарагуанских индейцев, афганских дехкан и эфиопских пастухов. Цимбаларь и Людочка отвечали за выполнение намеченного плана.

Когда Зинка Почечуева, выполнявшая обязанности секретаря, зарегистрировала сто двадцатого участника, Кондаков открыл собрание. В это время в зале не хватало около дюжины человек, по разным причинам попавших участковому на заметку. Каждому из них полагалось особое приглашение.

Кратко изложив причины, заставившие провести внеочередное собрание, Кондаков предложил присутствующим выдвигать кандидатуры на освободившийся пост деревенского старосты, попутно намекнув, что, хотя эта должность и считается общественной, проистекающие от неё привилегии с лихвой окупят все неизбежные хлопоты и неудобства.

После слов председательствующего в зале повисла тягостная тишина. Люди перешёптывались, скрипели фанерными креслами, но глаз на президиум, где вместе с Кондаковым и Почечуевой восседали несколько бессловесных ветеранов войны и труда, старались не поднимать.

– Активнее граждане, активнее, – попросил Кондаков. – Вы ведь не на государственный заём подписываетесь, а старосту себе выбираете… Предлагайте кандидатуры.

– Судимых можно? – спросил кто-то из задних рядов.

– Нежелательно, – ответил Кондаков.

– А шалашовок? – поинтересовался тщедушный старичок, притулившийся у стены.