– Эй! Алле! Я еще здесь!

– Да-да. Я заметил.

– Леша, почему же ты не спросишь, кого я себе подцепила? И как?

– Ланочка, я так за тебя рад! Какая разница, кто сделает тебя счастливей!

– Ах, тебе все равно! – надула губки красавица.

– Мне не все равно. Я о тебе беспокоюсь, поэтому предупреждаю: будь осторожна. Не ходи по ночам одна, не знакомься с кем попало, не садись в машину к частнику, а главное… Берегись мужчин!

– Ха-ха! Ты спятил?

– А лучше… Тебе есть куда уехать на время?

– Это еще зачем? – оторопела Лана.

– Затем, что ты в опасности. Я серьезно. Поезжай к маме. У тебя мама есть? – без всякой надежды спросил он.

– Куда? К маме? В колхоз «Двадцать лет без урожая»? Смеешься? Чего я там не видала? Да я лучше сдохну!

– Это как тебе угодно.

– Я у Норки переночую. В счет долга. За проигранное пари. Кстати, спасибо.

– Некстати, пожалуйста. Запиши на всякий случай мой домашний телефон. Если почувствуешь опасность, звони в любое время суток.

– Мама тебя не заругает? А если я ей скажу, какие у нас отношения?

– А есть отношения?

– Ну, знаешь! Мог бы сказать спасибо! Хотя бы за ужин!

– Спасибо.

– Эй! Официант! Счет!

Вновь сверкнули алые ногти. Лана небрежным жестом сунула подскочившему молодому человеку крупную купюру и поднялась, одергивая платье. Леонидов вскочил, как галантный кавалер. Под внимательными взглядами сидящих в зале мужчин красавица поплыла к выходу.

– Только ночевать домой не приходи! – на всякий случай крикнул ей вслед Леонидов.

Лана уехала. На свидание. А его, объевшегося и выпившего «мартини», неудержимо клонило в сон. Издержки производства. Зато ценная информация получена!

Было уже темно, Алексей стряхнул оцепенение. В метро он дремал и думал во сне. Где-то ехала в ночи женщина в красном, ослепительная Лана. Ехала лихо, рискуя разбиться насмерть на своих «Жигулях». И зачем он ее отпустил? Вагон плавно покачивался. Все, что будет дальше, будет завтра. И только завтра.

Добравшись до дома, Леонидов понял, с ним хотят общаться. Вопреки его собственному желанию: он хотел только одного – спать. И только спать.

– От тебя пахнет духами, – презрительно сказала мама. – Ты пошел по рукам.

– Да. У меня сегодня было три женщины. Блондинка, брюнетка и рыжая. От меня пахнет разными духами?

– Сейчас я разогрею щи.

– Спасибо. Одна из женщин меня накормила. Я ел… Ты не поверишь! Ел лазанью в пиццерии! Кстати, ее зовут Лана. Она может позвонить.

– Это и есть твоя любовь? Из лифта?

– Мама! В лифте нет любви.

– У такого, как ты, все может быть. Безответственный, безалаберный, без…

– Без жены и детей.

– Вот именно! Тебе уже за тридцать!

– Ну да, в моем возрасте Христа уже распяли.

– Типун тебе на язык, Лешка! – замахнулась полотенцем мама.

– Если позвонит Лана, буди меня в любое время суток.

– Так серьезно?

– Серьезнее не бывает, – сказал он.

Она была хорошей мамой. Если и пилила, то в меру. Если обещала разбудить, то…

Это случилось в двенадцать часов ночи. В полночь, когда карета превращается в тыкву, кучер в крысу, а Золушка… Золушка в красном платье едет с бала. И пусть себе едет. Ну почему она такая ответственная, мама? Почему? Ведь так хочется спать!

– Проснись! Лешка, проснись!

– Что? Где? Что случилось? – Он с трудом открыл глаза.

– Тебе звонят.

– Да сплю я! – Алексей закрылся подушкой.

– Звонит абсолютно пьяная женщина. Третий раз уже звонит. Кому ты дал наш телефон, оболтус? Я хотела уже в милицию сообщить, потом вспомнила, что милиция дома спит. У этой особы язык заплетается. Сказала, что ее зовут Ланой.

– Ланой?! – Он разом проснулся и побежал к телефону. – Алло! Лана?!

– Леонидов, ты… Понял, кто? У меня жетоны закончились давно! Хорошо, какой-то мужик сотовый дал. Ты спишь, что ли, животное? – Она пьяно рассмеялась. Смех в багровых тонах, потому что у него перед глазами круги поплыли.

– Какие еще жетоны? Ты где?

– В…е. Сижу в «Утке», пьяная в сиську. Мой урод отвалился. Кинул меня, представляешь? Я за руль не могу, у меня все перед глазами плывет. – Лана стала нецензурно ругаться.

– Какая еще «Утка»?

Заплетающимся языком она стала рассказывать, какой это за-ме-ча-тельный кабак, «Утка», и все знают, кроме него, тупицы, а под конец жалобно сказала:

– Леша, забери меня.

– С ума сошла? Езжай к Норе!

– У нее Пашка. Я туда не хочу.

– Дура!

– Забери. Я тебе за это расскажу, кого видела вечером, когда Лильку убили. Я его видела! В пиццерии не сказала из вредности, а теперь скажу. Я до-о-брая. На такси Ленка ее посадила, как же! Знаем мы это такси! Ходит и ходит к ней, вроде по делу. Известно, какие там дела! Я в коридор выглянула, чтобы проверить, он или не он. Вместе с Лилькой из дома вышли.

– Ты про кого говоришь, Лана?

– Приедешь, скажу.

– Может, хватит? Ты, девочка, заигралась!

– Леша… – Она пьяно всхлипнула.

– Сиди там, я сейчас приеду.

– Да? Слушай, а этот чего здесь делает?

– Кто?!

– Ну Ленкин хахаль. Е-мое, ты чего?! – В трубке раздались гудки.

Он уже все понял. Опоздал. Но там полно народа! Не станет же он душить девушку на глазах у свидетелей! Если она не дурочка, вцепится в какого-нибудь мужика и с места не тронется.

Через минуту он уже вылетел на улицу и стал ловить такси. К его удивлению, мужик, сидящий за рулем, сразу понял, куда надо товарищу. «Утка» и в самом деле была на слуху. Алексей ругал себя последними словами. Тупица! Не надо было ее отпускать! Не надо…

В кабаке была такая кутерьма, что Леонидов поначалу растерялся. Там вовсю резвилась полуголая разнузданная, пьяная толпа. Уже давно перевалило за полночь, и веселье было в разгаре. «Пир во время чумы», – машинально подумал капитан. Чума, то есть кризис, поджидает свои жертвы за окном, здесь же спиртное льется рекой, ревет музыка, плавают клубы сигаретного дыма. Какая-то девица в колготках и без юбки схватила Алексея за руку, смеясь, потянула за собой. Еле отбился.

Наконец у стойки бара он увидел бритого наголо мужика с сотовым телефоном в руке. Златая цепь была на дубе том. «Дуб» с пьяным упорством орал в трубу, пытаясь перекричать музыку: