где лежали фото и стоял ноут с видео, — увидит весь честной народ. И сделаю так, что никакие ваши деньги не смогут замылить глаза всем.

Маты и угрозы начали литься с удвоенной силой. Меня, кажется, не слышали. Но добить этих двух гиен нужно было.

— И да, уточните у своей драгоценной Настеньки, сколько она уже абортов сделала? — тишина настала резко, от чего даже воздух вокруг зазвенел. — А теперь прошу вас покинуть мой дом. Сейчас!

Они даже с места не могли сдвинуться, от чего мне пришлось встать и помочь им освободить мой кабинет. За дверью стояла моя охрана. Ребята которых мы подбирали с Матвеем вместе. Кивком головы указал им, чтобы они проводили этих двоих, а сам закрылся у себя.

Уже за закрытой дверью я опять услышал ругань, но перестал вслушиваться. Не привыкли эти два мужика, что их переигрывают. А я просто стал быть на побегушках. Только в тот момент я не учел, что это станет началом конца.

Отец начал ставить палки в колеса везде. С моей охраной начали происходить “несчастные случаи”. На работе начали возникать незначительные, но достаточно нервные ситуации, из-за которых приходилось побегать. А учитывая то, что работал я на отца, то пересекаться с ним приходил довольно часто. Да еще и начались непонятные командировки, в которые раньше ездили обычные замы, но сейчас почему-то нужно было отправлять именно меня.

С Настей начался вообще полный крах. Первое — это была ее истерика, когда после визита ее отца, она явилась домой пьяной в хлам и кинулась на меня с обвинениями.

Второе — она начала каждую ночь пытаться пролезть в мою комнату. Я изначально не планировал спать с ней, но ее поползновения убивали у меня даже элементарную жалость к ней.

Каждый день превратился в настоящую каторгу, от которой меня спасали только фотки и короткие видео, что присылали мне периодически Ден с Матвеем. С этой чокнутой семейкой у меня уже был не два телефона, а целых четыре, причем каждый месяц я обновлял защиту на облачных хранилищах и менял сам смартфон, чтобы избежать взломов, которые, как оказалось, служба безопасности отца пыталась проводить регулярно.

Но пределом стал сегодняшний день.

У моего сына день рождение и я знаю, что на нем будут все, но не я! По последним нашим разговорам с Деном и Мотом я начал понимать, что Мира становится замкнутой. Я пересматриваю ее фотографии и сам начинаю замечать, что она больше не “светиться”, а как будто застыла в одном моменте. Ее улыбки какие-то искусственные, глаза не горят, движения как механические.

И только когда она рядом с сыном то оживает. Как будто на него у нее и остались настроены радары, а все остальные просто перегорели. Неисправны! А как их починить на таком расстоянии я понятия не имею.

Я пытаюсь отвлечься заперевшись в своем кабинете, как в крепости. Просматриваю свежие фотки, что прислал Ден. Он с Анютой уже у Миры. Разбирают подарки! Я смотрю на сына, а у самого глаза становятся влажными. Сколько неподдельного детского восторга искрится в его глазах. Ден сфоткал Ярика со всех ракурсов и с самыми разными подарками.

Закрываю телефон, блокирую и убираю в сейф. Мне нужно выпить! От постоянного напряжения у меня болят все мышцы. С каждым днем я понимаю, что эта разлука дается мне все тяжелее.

Откидываюсь на спинку кресла и задумываюсь: почему я не могу пойти и спустить свое напряжение где-нибудь? Причем даже от мысли о том, что мне нужно будет засунуть в кого-то член, даже в защите, меня начинает тошнить. Меня! Я же жить не мог без секса! А сейчас что? Да мне легче пойти в душ и передернуть с именем моей Колючки на губах, чем представить кого бы то ни было на ее месте!

Голова начинает болеть. Это плохо! Прикрываю глаза и пытаюсь отрешиться от окружающего мира. Но меня отвлекает звонок. Причем это телефон для связи с Мотом и Деном.

— Да. — беру трубку.

— Он был здесь. — выдает сразу информацию Мот.

— Когда? — уточнять кто был и где не нужно.

— Минут десять назад выпроводили его и двоих охранников. — Мот выдает еще информацию, а у меня мерзкий холодок бежит между лопаток. — В общем нужно понять как ребята провтыкали его приезд. И да, ты мне не говорил, что у твоего отца и Мириных родителей было настолько “насыщенное прошлое”. — с упреком выдает Мот.

— Оно было не просто “насыщенное” Мот, — вырывается у меня, — оно было просто до одури убийственным.

— Я уже понял. — как-то напряженно выдыхает Мот. — Он сказал при всех, как так получилось, что Мире разрешили родить от сына человека, который в свое время пытался убить ее в утробе матери.

— Твою мать! — прорычал я в трубку и подскочил с кресла.

Мне хотелось разнести все вокруг. Злость ядом топила все внутренности и застилала глаза. К мерзкому холодку добавилась еще и ненависть.

— Как она? — спустя пару минут смог выдавить я.

— Сейчас сидит в беседе со своими родителями. Только судя по разговору, Ирине Ивановне сейчас тяжелее чем даже Мире.

— Мот, а ты можешь оставить у них пару своих ребят? — мысль пришла внезапно, но мне кажется вовремя.

— Я то могу, но примут ли эту помощь?

— Разговаривай с Геннадием Викторовичем. — сказал сразу, — Объясни ему ситуацию. Он должен понимать, что сейчас помощь им не помешает.

— Хорошо, я понял. Давай тогда, на связи.

— На связи.

Ответил и отключился. Первое, что я понял — эта тишина стала уже не такой, как была пятнадцать минут, назад. Сейчас она напитана всем чем угодно, но не мыслями о том как убрать напряжение. Сейчас напряжение — это то что спасает одного мудака о быстрой расправы. А желание совершить ее пытается перебороть голос разума.

Если сделаю неверный шаг, пострадаю все!

Резким движением сбрасываю все что было на столе. Что-то разбивается, что-то рассыпается, а внутри взрывается напряжение.

— Зачем? — кричу в пустоту. — Что тебе это дало?

Но ответа нет, а мне он нужен как никогда.

Глава 39

Машина мчит по трассе со скоростью сто пятьдесят километров, а меня все не отпускает. Все та же ярость и ненависть кипит внутри не давая вдохнуть полной грудью. Перед глазами встает картинка, как мой отец вываливает на мою Колючку всю грязь и внутри вообще ком становится.

— Прости меня моя девочка, прости. — шепчу сам себе.

Я около часа пытался успокоить себя в спортзале,