На дороге, попирая тающие ошметки зеленоватой плоти, стояла женщина, похожая на ту, которую несколько минут назад поглотила крылатая тварь. Главное отличие в том, что теперь она была без одежды, не икала и не пошатывалась. Ее кожа, покрытая легкой смазкой, была полупрозрачной и напоминала дымку, сердце обернулось изумрудно светящимся коконом, а внутренние органы отливали позеленевшей бронзой. Но в целом перемена пошла ей на пользу – никаких целлюлитных ляжек и жировых отложений на талии. Грудь ее задорно смотрела сосками вперед, а когда женщина пошла, походка ее оказалась пружинящей и мягкой.

Она достала из мусорного бака свои туфли, смахнула с них сор, надела.

Прошествовала мимо Берковски, как по подиуму, чуть скосив большие зеленые глаза и махнув полупрозрачными веками. Было заметно, что ей нравится быть такой.

Не дошла она еще до следующего поворота, когда ее кожные покровы утратили прозрачность – просто голая прекрасная незнакомка в туфлях на высоких каблуках.

Около нее остановился автомобиль, приличная такая тачка, что было совершенно не удивительно. Оттуда вылез лысый дядька, судя по виду менеджер или бизнесмен не из последних.

Он посмотрел на голую красотку, озабоченно почесав лысину, сделал несколько шагов навстречу, но неожиданно повернулся и бросился бежать с искаженным от ужаса лицом. Не догадался даже сесть обратно в машину. Но обнаженная незнакомка оказалась прямо на его пути. Ее рот округлился в трубочку, словно она хотела поцеловать нового партнера, а на животе раскрылся огромный зев. Струйки крови потянулись из шеи и паха менеджера в эту дыру. А потом потащило и его самого – затормозить ему не удалось, хотя он пытался. Его плоть тряслась как студень, на коже надувались и лопались пузыри, брызгая кровью. Но затем поведение его резко изменилось; согнувшись, он прижал голову к коленям, охватил руками щиколотки и вкатился прямо в распахнутое перед ним отверстие.

Через какое-то мгновение очертания ее тела снова приобрели изящество, и она прошествовала за угол.

А на том месте, где исчез мужик, появилась резкая тень.

Если точнее – контур, рельеф на словно бы утончившемся пространстве. Контур раздувался, приобретая грибовидную форму, этакая матово-черная большая поганка. Продолжалось это недолго, она лопнула, разметав ошметки, и из нее вышла тварь, похожая на скелет, обернутый в полупрозрачную плоть. Задняя часть твари состояла из истекающих темных вод. Изнутри ее светился кокон – мрачным зеленоватым светом. Но передняя сторона все же напоминала того невезучего лысого менеджера, только из раскрытого рта текла белесая слизь, а на глазах застыли бельма.

Обновленный менеджер, так и не обретя до конца человекообразную форму, полупрозрачный, хвостатый, истекающий слизью, прыгнул на стену дома, стал подниматься по ней – легко, как по горизонтальной поверхности. И скрылся в кирпичной кладке, даже не добравшись до окна. Напоследок прошипев… он в самом деле шипел, но слова разобрать было можно. «Я не хочу прежнего. Мир сейчас так приятен».

Надо было ждать. И Берковски, который обычно отличался нетерпеливостью, понял, что может ждать долго, почти вечность – сливаясь по ощущениям со стеной.

Не прошло и получаса, как он увидел идущего ему навстречу подростка, который явно откололся от компании, сосал пиво из литровой банки «Хайнекен» и громко рыгал. Увидел, когда парень еще был за углом – мировые линии изменили кривизну.

Берковски отделился от стены.

– Эй, пацан, а не хочешь ли косячок забить?

– Отвали, папаша, денег нет, я в «Шарлемане» все спустил, – резко отозвался подросток. Плечистый, задиристый и еще не обложенный жиром паренек не очень-то испугался возникшего на пути дядьки. Если что, то настучит ему по тыкве, да по афише, да промеж рогов, вот так, слева врежет, справа вмажет, и даст деру.

– А если без денег?

– Как же без денег, знаю я вас, а потом – жопу подставь или почку продай, – дежурно протянул парень, но интерес уже почувствовался. – У меня одного приятеля так отодрали…

– Просто примешь решение, и все исполнится. Уверяю, тебе это понравится.

– Что понравится, когда жопа треснет? Я ж тебя попросил, отвали. Если честно, давно хотел врезать такому солидному дядьке, как ты… у которого карманы набиты башлями и кредитками. Чтоб сопли полетели.

– Понравится всемогущество.

– Это что еще за хрень?

– Это когда имеешь то, что захочешь.

– Как с куста?

– Именно.

Берковски подошел к стене и отправился по ней вверх, до карниза следующего этажа. Потом спрыгнул и легко вернулся обратно на битый тротуар.

– Ага, цирк уехал, но кое-кто остался, – недоверчиво протянул подросток.

– Смотри, сынок. – Берковски протянул руку и раскрыл ладонь, в которой было что-то вроде почки. – Когда она раскроется, в ней будет что угодно из того, что ты пожелаешь.

– Часы «Роллекс» тоже?

– Элементарно, парень.

Почка с легким чмоканьем раскрылась. Внутри были украшенные искрами аметиста и светящиеся золотом часы, те самые; оставшаяся на циферблате влага сейчас на глазах испарялась. Паренек присвистнул, облизал губы, стал уточнять:

– Откуда ты знал, что надо заранее заготовить эту штучку?

– Ничего я не знал, парень, и ничего не заготавливал, это ж было твое желание – откуда мне было знать про него заранее.

– Не контрафакт?

– Нулевое отличие от оригинала.

– Вообще-то именно такие я и хочу.

– Тогда возьми, Джек.

Парень бережно взял часы в руки.

– Вообще-то меня зовут не Джек, да хрен с тобой… Класс, позолоченный титанокерамический корпус. Инкрустация, неужто брюлики?

– Аметисты. И тритиевые светлячки на стрелках, это излучающий тритий в люминесцентные наноколбочки запаян.

– Противоударные?

– Еще какие. Выдержат взрыв гранаты. По ним тебя и опознают, ха-ха. Антимагнитные, антикоррозийные, устойчивые к перепадам высот и температуры. Встроен комп, голографический проектор и радиоинтерфейс.

– Так чего, мои, без дураков?

– Твои.

Парень – бесхитростное порождение города, где все хотят всё – сделал губы трубочкой.

– Ух ты, с такими часами мне сегодня любая телка из «Шарлеманя» точно даст. Не только эта тупая свинина Жир-Краса.

– Если не даст, то продай их за гарантированные десять кусков, и тебе сто телок дадут.

Парень защелкнул покрытый зернью браслет часов на запястье, ухнул, когда голопроектор сотворил второй большой циферблат в воздухе, и развернулся, чтобы поскорее свалить – пока дурной дядька не передумал.

Но застыл. Потом повернулся назад. Челюсть его дрожала, нижняя губа нелепо сползла набок.