– Вот это и есть враги Чужих, – объяснил Давид, чувствуя себя экскурсоводом. – Зовутся таоте. А, может, это сами Чужие и есть. Была страшная война, и мир таоте погиб.

– Так им и надо, – пробурчал Когг.

– Ладно, поехали отсюда!

Рыцари покидали корабль чужих и обмахивали «козой» погибшего Масса. Давид выехал последним, поневоле оборачиваясь, – сбитый звездолет все еще таил в себе неведомые опасности и угрозы. Что ж, если Маран-им на самом деле материнская планета Волхвов, то чему удивляться? Не одним человекам любопытны сокровища сверхцивилизации. «Здесь хватит работы всем ксенологам Земли и ее окрестностей, – подумал Давид. – Тут у них будет научный рай…» И крест-накрест прочертил воздух пальцами, сложенными в «рога дьявола», древним жестом оберегая душу Масса от демонов ночи.

Час потребовался, чтобы объехать звездолет таоте. Виштальский подбодрил Мауса и порысил к Одиноким горам.

Бугристый склон, в незапамятные времена опаленный ядерным пламенем или еще чем похуже, плохо зарастал. Даже трава неохотно затягивала потрескавшийся грунт, оставляя обширные проплешины, осыпавшиеся каменным крошевом. Тракт едва просматривался, скорее угадывался.

– Что-то не видать Перевала, – сожмурился Диу, выглядывая вверх из-под руки.

– Снизу ты и вершины не увидишь, – заметил Кагаги. – Сейчас вот поднимемся хотя бы до половины, тогда уж.

На половине пути тропа сузилась и нырнула в сырое ущелье. Давид оглянулся. С километровой высоты Город был хорошо виден. Разрушениям подверглась вся северная половина – три круга отливали желтизной, расположившись листочками клевера, а чуть сбоку блестел боками колоссальный корабль таоте. Воздух был чист и сух, просматривалась вся долина до Пустынных гор, даже крепость «грибоедов» на перевале выделялась крошечным белым пятнышком.

– Вперед, – скомандовал Маусу Виштальский, и тот мотнул головой, будто соглашаясь.

А впереди их ждал громадный каньон, стены которого вздымались метров на триста вверх и там даже загибались внутрь, хороня сырость и холод от солнечных лучей. К полудню каньон расширился, опал по высоте, дорога запетляла между огромных скальных обломков, где в изобилии попадались следы зверя саах.

Скалы кончились внезапно. Давид сделал очередной поворот, огибая щербатый бок серого утеса, и выехал к перевалу. И судорожно сглотнул пересохшим ртом. Корабль был здесь – колоссальный диск, сверзившийся когда-то с небес, снес боком весь склон с левой стороны, обрушив породу камнепадом, изломив пару секторов. Штурмовой планетарный крейсер Волхвов, почти целый, плотно, как пробка горлышко бутылки, заткнул собою перевал. Смотреть на корабль можно было только снизу – исполинским козырьком нависал он, протягиваясь над каньонами и скалами. Внешняя оболочка крейсера вся растрескалась, кое-где и вовсе отвалилась, оголяя чистую обшивку из биокерамики. Эти свои кораблики Волхвы берегли как память о той поре, когда они еще не представляли собой сверхцивилизации, как сувениры или как музейные экспонаты. Перемещаться в пространстве галакты умели и так, без звездолетов, но чем-то они были им дороги, эти древности. А блакиты, почитая Волхвов, пользовались их кораблями – в этом было нечто похожее на приверженность к мощам святых.

– Пошли, – негромко скомандовал Давид и подбодрил Мауса. Долгоног был спокоен, не замечая разницы между горой и крейсером-планетарником.

Рыцари молча послушались, переговариваясь сдавленным шепотом. Страх боролся в них с благоговением, с гордостью даже – за Творцов, за их могущество, явленное в корабле.

Тропа поднималась к перевалу, а дисковидный звездолет утолщался к центру, и получалось так, что днище все ниже и ниже провисало над головами гвардейцев, пока не опустилось до того, что Давид смог дотянуться рукой до крошащейся оболочки. Расходящаяся трещина показывала всю толщину внешнего слоя – метра два, но Виштальский искал иного. Ему нужно было подняться на борт. План, выданный Большим Жрецом, у него был, да и примерная планировка кораблей Волхвов была известна, учили на втором курсе – все отсеки связывала радиально-кольцевая система коридоров и вертикальных шахт – но как туда проникнуть, в эти коридоры и шахты? Не пришлось бы тащиться к левому краю, там борт стесан на километр, наверное, найдется достаточной ширины «щелка».

Ага, не придется.

Радостно улыбаясь, Давид похлопал ладонью по толстому цилиндру, выступающему из днища и погруженному в каменистый грунт. Это было что-то вроде аварийного шлюза.

Виштальский, пригибая голову, обошел шлюз кругом и обнаружил люк, больше схожий с круглыми воротами, – метров пять в поперечнике. Он стоял распахнутым со времен палеолита, и за ним было не светлее, чем на корабле таоте, но тут не чувствовалось злобы и не приходилось ждать коварных ловушек.

– Все сюда! – крикнул Дава.

– Долгоногов брать? – робко спросил Рагг.

– Тащи всех!

Латники по одному, ведя долгоногов в поводу, проникли на звездолет своих божественных прародителей. По пандусу поднялись на нижнюю палубу, вышли в радиальный коридор, широкий, как тоннель метро.

Было светло – стены и потолок изливали мягкий свет янтарного оттенка. Пол все еще сохранял пружинистость, хотя кое-где уже омертвел, покоробился. Стены тоже здорово эродировали, оплывая складками и провисая.

– Поднимаемся наверх, – приказал Давид, – еще на три яруса.

Копыта долгоногов гулко затопотали по полу, процокали по пандусу, по спиральному подъему, и снова глухое тюпанье разнеслось по стрежневому коридору, стягивающемуся в точку перспективы.

– Рысью!

Дробный гул заметался по тоннелю, гоняя множество эхо. Всадники скакали мимо слабо освещенных поперечных коридоров, мимо транспортных платформ с гигантскими креслами и ветровыми щитками, мимо развязок в сферических полостях на перекрестках – прямо в центр, куда сходились радиусы всех коридоров средней палубы. Кажется, это здесь.

Давид осадил долгонога и спрыгнул с седла. Он стоял посреди огромного розового купола, по его окружности красовались большие круги, затянутые фиолетовой пленкой, тугой и непрозрачной, чуть вздрагивающей, как от легкого ветерка. Тонкий налет на густеющем киселе или поверхность изгибающейся желеобразной массы. Решив, что это обычные диафрагмы-перепонки, Давид коснулся ближней. Пальцы встретили что-то мягкое, но упругое, как резина. Мембрана лопнула, расширяя отверстие, пока, наконец, не растянулась до краев люка.

– Долгоногов оставьте здесь, – распорядился Давид. – Дагг и Красс, побудьте с животными.

Он шагнул за порог – и оказался в огромном зале с красными стенами, светящимися изнутри теплым матовым светом, создающим ощущение вязкости и густоты воздуха. Под потолком светился плотный фиолетовый туман, а стену по периметру опоясывал панорамный экран. Ниже гнулись дуги пультов. Рубка.

Как только Давид вошел, экран стал оживать по секторам. Виштальского даже дрожь пробрала – всё как в том сне! Или то было не сновидение? Он будто видел, как пилоты старались дотянуть до космодрома, но крейсер падал, а впереди вырастали горы – не обойти, не перелететь. И безвестные голубокожие звездолетчики направили крейсер к перевалу. Аварийная посадка.