Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Нет, мсье… Невозможно было… Прошел дождь, груды земли слиплись… Люди не могут справиться.
– А когда будет расчищено? – спросил Монферран.
– Завтра утром. К вечеру начнется обработка блоков…
Мастер втянул голову в плечи, будто вновь ожидал удара. Находившиеся в конторе люди перестали дышать.
– Хорошо, – произнес спокойно архитектор. – Спасибо.
В измученных глазах итальянца промелькнуло облегчение.
– Мне можно идти? – спросил он.
– Нет, постойте.
Огюст что есть силы вздохнул, чувствуя, как противный липкий комок застревает в горле. Но он сделал над собой усилие и необычайно звонким, почти ломающимся голосом произнес:
– Выслушайте меня, сударь. Вчера я нанес вам публичное оскорбление, за которое теперь прошу у вас извинения. Я сознаю, сколь отвратительным было мое поведение. Если можете, простите меня.
– Мсье! – вскрикнул пораженный Карлони.
Он побледнел, его глаза расширились, и Огюст вдруг заметил, что каменных дел мастер совсем молод, наверное, ровесник ему.
– Погодите! – Монферран не дал мастеру сказать больше ни слова и продолжал: – Если работать со мною вы больше не захотите, я дам вам рекомендацию на другое строительство. Но вы сейчас здесь очень нужны, время нелегкое, и потерять такого опытного мастера для меня ужасно. Согласны вы принять мои извинения и остаться?
– Боже мой, ваша милость! – вскрикнул мастер. – Да что вы?!..
– Да? – спросил Огюст, протягивая ему руку.
– Да, да, конечно! – Карлони схватил его руку и сжал в горячей потной ладони. – Ах, сударь!
– Ну спасибо вам!
Повернувшись, Огюст дошел до дверей, но с порога обернулся и сказал с насмешливой улыбкой:
– А вас, господа, оставляю обсуждать происшедшее.
Он вышел. Внутри у него все горело. Досада, облегчение, стыд, недоумение от того, что он сейчас сделал, самые несовместимые чувства одолевали его. Ему хотелось дойти до Невы, глотнуть ветра.
С северной стороны строительная площадка была окутана темным терпким дымом – это густо дымились смоловарни. Монферран подумал, что надо распорядиться отнести их подальше от рабочих бараков: ветры с Невы усилились и заносили дым прямо в двери и в узкие окна.
Почти у самой пристани архитектора догнали шуршащие, торопливые шаги. Робкий голос окликнул сзади:
– Сударь! Мсье Монферран!
Архитектор обернулся. За его спиной стоял Карлони. Лицо мастера, еще недавно бледное, было покрыто алыми пятнами.
– В чем дело? – спросил Огюст. – Что случилось?
Мастер перевел дыхание, потому что бежал во весь дух, и затем выпалил с решимостью самоубийцы:
– Сударь, я хочу, чтоб вы знали: я действительно украл гранит.
– Я это знаю, – спокойно сказал Монферран.
– Сударь! – Голос Карлони задрожал, в нем вдруг послышались слезы. – Даю вам честное слово: это было один только раз… И я… Мне пришлось! Клянусь вам! Я… У меня…
– Я знаю, что у вас несчастье, Карлони, – прервал его Огюст и, подойдя, осторожно взял его за локоть. – Вчера я не знал, но мне потом сказали. Ничего, не мучайтесь из-за этого гранита. У нас тут больше наворовали. Но только откровенность за откровенность: я тоже не воровал. Ни разу. Вы зря обвинили меня.
Каменных дел мастер опустил голову:
– Простите! Я… Я от отчаяния вам все это наговорил. Умирает самое дорогое мне существо! Моя Сабина! Все кончено…
– Не говорите так! – с искренним волнением воскликнул архитектор. – Нельзя так говорить, пока человек жив. Я тоже умирал, и вот ведь говорю с вами. Вам надо в Италию отправить жену, да?
– Надо! – Карлони с отчаянием посмотрел на серое, в этот день очень низко повисшее над землей небо. – Здесь она погибнет. Но денег не хватает. Продали все, что можно. Дочка служить пошла, долгов я наделал столько, что не расплатиться и за пять лет. А все на лечение ушло… На поездку в Италию надо около тысячи. Если б еще удалось продать домик…
– Какой домик? – живо осведомился Монферран.
– Дачный. Под Гатчиной. Когда родилась дочка, я купил… Не думали ведь, что здешний климат окажется для жены так опасен. Ну да что там, нынче осень, дома не продать, да его и весной никто не купит. Нелепость кривобокая… Ничего за него не дадут!
Огюст вскинул брови, припоминая:
– Гатчина… Гатчина. Где это? А да, знаю! Там хорошие места, болот мало. А сколько бы вы хотели за ваш домик?
Карлони в изумлении уставился на архитектора. У него опять разлилась по всему лицу алая краска.
– Август Августович, – он впервые назвал начальника по имени-отчеству, – Август Августович, неужели вы купить хотите?
– Хочу, – спокойно подтвердил Огюст. – А что? Я тоже хочу иметь дачу. Все архитекторы имеют. На собственный дом мне, быть может, никогда не накопить денег, так хоть дача будет. Ну так сколько? Восьмисот рублей хватит?
Карлони заколебался:
– Да, честно сказать, грош ему цена…
– Да? – Огюст с азартом сощурился и подмигнул мастеру. – А вот посмотрите, что я из него через годик-другой сделаю! Еще и не узнаете его! Покупаю! Даю восемьсот, и больше у меня сейчас нет. Согласны? Загородные дома сейчас подорожали.
И, увидев, с каким сомнением мастер смотрит на пачку кредитных билетов, Огюст почти сердито добавил:
– Если откажетесь, я не поверю, что вы простили меня. Ну, нечего так смотреть, берите!
– Да благословит вас Мадонна, сударь! – проговорил каменных дел мастер и, стремительно повернувшись, кинулся прочь.
– Вот тебе и карета! Покатался! – прошептал архитектор.
Сзади опять послышались шаги, и знакомый голос проговорил:
– Это, выходит, кто ж теперь хвилантроп-то?
Посреди причала, ухмыляясь и нахально притоптывая ногою в новом толстоносом башмаке, стоял Алексей.
– Подслушиваешь? – устало спросил Монферран.
– Не-а. – Алексей любовно поглядел на свой башмак и затем весело глянул в лицо хозяину. – Случайно услыхал. Я пришел напомнить, что ваша милость не завтракали, да сказать, что я в вашем Дидро еще две страницы одолел.
– Вот как? Ты делаешь успехи. – И Огюст перешел на французский. – Не можешь ли в таком случае сегодня говорить со мною только по-французски?
– Могем! – отозвался Алеша, но тут же действительно заговорил на довольно правильном французском: – Мне еще вам надо сказать, мсье: только что… м-м-м… как это будет – «смотритель работ»?
Огюст сказал, и парень закончил:
– Он просил передать, что там привезли вам собаку.
Монферран опешил от такого сообщения.